— Вы правы, это живая книга, умная, глубокая…
— Природа плачет, природа смеется. Посмотрите, Мехман, чего только не происходит в природе: раскрываются бесчисленные цветы, а соловьи поют им свои песни, выражая свое горе. Словом, природа живет…
— Но без книг нельзя познать природу.
— Может быть, напротив, книги нельзя познать без природы?
— О, вы, оказывается, знакомы с философией, Зулейха-ханум.
— Разве философия не для того возникла, чтобы объяснить явления природы?
Мехман посмотрел на девушку с удивлением и любопытством. Он спросил уважительно:
— Значит, вы не бросили свое образование, вы продолжаете учиться? А мне казалось…
Зулейха сконфузилась.
— Нет, врачи отсоветовали мне учиться в этом году, — робко стала она объяснять. — Находят, будто я слаба здоровьем…
Мехман слегка потряс руку Зулейхи.
— Врачи, пожалуй, немного ошибаются…
— У меня учащенный пульс. Говорят, будто тяжелые переживания отразилась на моем сердце.
— Ну что вы, Зулейха! Надо избегать пустых и лишних страданий.
Так, беседуя полунамеками, они подошли к подъезду того дома, где жила Зулейха. Девушка остановилась.
— Ваша мать тоже, наверное, беспокоится, что вас так поздно нет? спросила она.
— Моя? — улыбнулся Мехман. — Нет, о сыновьях матери так не беспокоятся. — Мехман уже осмелел и чувствовал себя с Зулейхой более уверенно. Он даже мог шутить.
И вдруг девушка огорошила его. Повернув к нему лицо, бледное от лунного света, она спросила прямо:
— Почему вы не отвечали на мои письма?
Мехман промолчал, как будто не понял.
— Не только на письма, но вы не отвечаете на мой вопрос…
— Это очень сложный вопрос, Зулейха. Очень сложный.
— Но именно этот, — Зулейха сделала ударение на слове «этот», «вопрос» надорвал мое сердце, оторвал меня от учебы… Я стала такой рассеянной… такой нервной…
— Откуда нервозность у молодой, здоровой девушки? Не верьте врачам. Вам надо себя взять в руки…
— У вас каменное сердце, Мехман.
— Каменное? Почему вы так думаете?
— По всему… по вашей жестокости… По тому, как вы оставляли безответными мои письма. Ведь я так страдала… По вашей холодной философии.
— Вовсе не холодной. Разве обман лучше? Отношения между людьми должны быть правдивыми, ясными…
— Будь они не так ясны, мне не пришлось бы страдать…
— Я не хотел вас обидеть, Зулейха. Я имел в виду…
— Вы любите только свои книги, Мехман. Больше ничего…
— Я готовлюсь для жизни, для борьбы. А в книгах я черпаю для этого необходимые знания.
— Ах, Мехман, — перебила его Зулейха, — даже разговор, простой разговор вы превращаете в научную лекцию.
