Светловолосая Кэтрин взяла его за руку.
«Я загрузила воспоминания Темноволосой Кэтрин, во всяком случае те, что дошли до меня, — сказала она. — Она любила тебя, ты знаешь, — абсолютно, глубоко. Правда». — Она облизнула губы.
— Это было что-то особенное.
«Правда», — ответил Даву. Он дотронулся губами до холодного хрусталя, осторожно отхлебнул каберне. Боль застучала в глубине сердца.
— Да, — сказал он. — Я знаю.
— Мне казалось, я должна была сказать тебе о ее чувствах. Особенно в свете того, что произошло между мной и Безмолвным.
Он посмотрел на нее. «Признаюсь, я этого так и не понял».
Она слегка поморщилась. «Мы сами, наша работа, наша ситуация — все стало раздражать. Подавлять. Ты можешь загрузить его воспоминания, если хочешь — вряд ли тебе удастся не заметить тех признаков, которые он так твердо вознамерился проигнорировать».
«Мне жаль».
На ее серые глаза набежали тучи. «Мне тоже жаль».
— Нет никаких шансов на примирение?
«Абсолютно никаких». Она сопроводила этот знак энергичным движением головой. «Все кончено. Кончено. Вообще, с моей точки зрения, Безмолвный Даву не тот человек, каким был».
«Да?»
— Он вошел в Лету. Это был единственный способ справиться с тем фактом, что я оставила его.
В душе Даву всколыхнулось искреннее изумление. Светловолосая Кэтрин удивленно посмотрела на него.
— Ты не знал?
Он заморгал. «Мне следовало догадаться. Но я думал, что он говорит обо мне, о том, как мне справиться с… — Саднящая боль сжала горло. — Справиться с тем, что Темноволосая Кэтрин оставила меня».
У Светловолосой Кэтрин от злости побелели ноздри. «В этом весь Безмолвный. У него не хватает духу рассказать тебе об этом прямо».
— Я не уверен, что это так. Он мог полагать, что говорит достаточно откровенно…
Ее пальцы сформировали знак, который давал выход особого рода презрению, невыразимому словами. «Он прекрасно знает, что делает, — сказала она. — Он пытался предложить тебе идею, не давая понять, что это его выбор для тебя, что он хочет, чтобы ты последовал за ним, за его теориями».
В ее голосе отчетливо звучал гнев. Он встала, в раздражении пересекла комнату, подойдя к бронзовому Розмерте, сдвинула висящую фигуру на миллиметр. Потом повернулась и помахала рукой.
«Прости, — обозначилось в воздухе. — Давай поедим. Меньше всего мне хотелось бы сейчас говорить о Безмолвном Даву».
— Прости. Я расстроил тебя. — На самом деле Даву не чувствовал никаких угрызений совести, наоборот, ему нравилось смотреть на рассерженную Кэтрин. Жесты, тембр голоса — все это было удивительно знакомо, все отдавалось в сердце привычным звуком; но вот
