- Пустить? - и отвел глаза, шепнув, - безумие.
Не поясняя, что подразумевал под безумием, мою просьбу или собственные действия, продемонстрировал это определение наглядно, когда поймал горячим ртом сосок, а другой ладонью накрыл вторую грудь.
Заторможенность моей реакции, когда сразу не оттолкнула, объяснялась, вероятней всего, отсутствием опыта. Сообразить, что правая рука свободна, я смогла с опозданием, уже когда Кериас отпустил и левую, чтобы удобнее было обхватить полушария обеих грудей, свести их вместе и ласкать одновременно.
Я так стану любовницей быстрее, чем собиралась. Хотя я ведь совсем не собиралась.
Мыслительный процесс давал сбой, и в этом явно прослеживалась вина Зверя. Я заподозрила, что он недоговорил о воздействии забранной энергии и последствиях эйфории, они затуманивали мозги тому, кто забирал. Это я ощутила на собственном опыте и очень отчетливо, как и холодок на груди, которой уже не касался горячий язык, ведущий влажную дорожку по животу.
- Вы сошли с ума-а-а, - я вцепилась в смолянистые пряди, когда черноволосая голова уместилась между моих бедер, а язык стал творить совершенно неуместные непристойности, настолько бесстыдные, что они напрочь отвлекли даже от мужских ладоней, которые крепко сжались на обнаженных ягодицах и не позволяли мне извернуться.
Сила, та самая, которую я столь опрометчиво вытянула из него, ударила наотмашь, как хлесткая пощечина, расколола голову на сотни долей. Я вырвала ладони из черной гривы, сжала виски, изогнувшись всем телом, в котором пульсировала чистая энергия. Она прокатилась до горла, вырвала из него протяжный всхлип, добралась до вновь согретой широкими ладонями груди, пробежала по ногам и сосредоточилась внизу живота, распавшись вспорхнувшими бабочками, чьи крылышки тут же облетели, как лепестки цветка под шквальным ветром.
- Ай, - я всхлипнула громче и резко крутанулась в сторону, получив этот шанс, когда ощутила, что сильные руки больше не держат так крепко. Подтянула покрывало, обмотала вокруг обнаженного тела, лихорадочно строя заслон между мной и мужчиной, который стоял сейчас на коленях, ссутулившись, уткнувшись лбом в перину и сжимая в кулаках ткань скомкавшейся простыни. Он дышал тяжело, лихорадочно, так что широкие плечи быстро поднимались и опадали.
- Как вы посмели! Как можно было? Что вы сотворили?
- Ничего, Мышка, - ответ прозвучал тихо и глухо, пальцы не выпускали простынь, но на эти детали я не обратила внимание.
