Вдруг он почувствовал страшную усталость. Когда он расплатился и попрощался с молодоженами, Олег спросил:
— А вы далеко живете? Мы бы вас подвезли. У меня тут машина.
— Нет, близко. Благодарю вас.
Он вышел, подумав, что автомобиль Олегу, верно, помогла купить Галина мама. Он так и не узнал, кто она.
Хотя было далеко до полуночи, Арбат уже погас. Редкие прохожие двигались медленно в притушенном свете. Это было невероятно: в городе начисто отсутствовала ночная жизнь! Неужели она существует в столицах мира только за счет проституции? Вероятно. И в большей части — для иностранцев. Перед ним завертелись огненные колеса Пляс Пигаль и толпы туристов, всю ночь бурлящие на ней и в боковых уличках. Да, туристы… Парижане ночью спят.
Он шел очень медленно, и в такт его шагам прозвучали в нем стихи: «Здесь, в старых переулках за Арбатом, совсем особый город… Вот и март. И холодно и низко в мезонине…»
Чисто бунинские строки!.. Вдруг он остановился. Кривой переулок направо был т о т с а м ы й. Хотя название на углу стояло другое. Это было неважно. Усталость как рукой сняло. Он пошел по правой стороне, соображая, что седьмой дом от угла и будет…
Ему показалось, что он ступает по тем самым камням, хотя это было невозможно: переулок заасфальтировали. Но то, что липа с узловатыми, скрюченными, как в подагре, ветвями была и тогда, он готов был поручиться. Он вдруг сообразил, что седьмым от угла т о т дом был раньше, когда до него стояло шесть невзрачных домишек. А сейчас — неизвестно. Впрочем, неизвестность недолго его мучила, потому что, пройдя переулок до конца, он не нашел ничего похожего на некогда существовавший здесь двухэтажный дом Лавровских. Он сохранился лишь в воспоминании. Да и сохранился ли? Это было так давно, что, весьма возможно, уже произошли какие-то сдвиги в памяти и не так все было, как представляется теперь.
Он сразу выдохся, вспомнил про палку. Теперь он опирался на нее, но все равно шел медленно. И это было даже к лучшему: скорее уснет и, может быть, без снотворного.
И он действительно уснул почти сразу, приятно подумав, что это от длительной прогулки. Но среди ночи проснулся, ощутив явственный и болезненный толчок в сердце. Он не знал, который час, но было еще темно и ему не хотелось включать свет. Он полежал минут десять. Толчки в сердце прекратились. И тут начали бить куранты. Они пробили четверть, он не знал — какого. Но бой часов, такой внятный и значительный среди ночи, что-то потянул за собой. Возникла картина площади, какой он увидел ее в первую ночь после приезда. Он тогда никак не мог уснуть и вышел из гостиницы за полночь. Улица была пустынна, и он, не спускаясь в подземный переход, пересек ее и оказался на площади. Она была освещена сильными прожекторными лучами сверху, с крыши Торговых рядов. Из невидимых источников в нишах кремлевской стены падали свои отдельные светы, не сливающиеся, но образующие как бы маленькие круглые озерца у стены.
