Филиппыч вернулся на землю, перевел дух и буркнул себе под нос:
— Подорвал на малой скорости… Зар-раза! Ну я ему…
Лысенко, глядя с придурковатой насмешливостью на Филиппыча, спросил:
— А ты бы, Филиппыч, сумел взлететь на таком лайнере?
— На этом? — Филиппыч задумался. — Если механик запустит моторы, отчего бы не суметь? Навигационные приборы те же. Гляди на ГПК[1] да на авиагоризонт…
— А не врешь?
Филиппыч свирепо поглядел из-под седых, изогнутых, как пропеллеры, бровей на Лысенко.
— Ну-ка иди работать! — сказал он. — Раскурился! Ак-ка-демик!
Пожалуй, он и в самом деле взлетел бы. Но Росанов думал не о том. Он думал о тех людях, которых Филиппыч когда-то снял со льдины.
— Филиппыч, — сказал он, — был ли на вашей памяти случай, чтобы самолет сожгли на земле, как борт «три шестерки»?
Филиппыч повернул к Росанову голову и разразился такими пожеланиями, что, исполнись хоть самое безобидное из них, и бедный Мишкин (непосредственный виновник происшествия) с выросшим на лбу собачьим хвостом, разрубленный воздушным винтом на куски и вымоченный в баке МА-7 (машины для слива нечистот с самолета), обратился бы в пар. Кое-как до Росанова дошло, что подобного случая не знала отечественная авиация со времени Александра Можайского.
— Это ладно, — закончил Филиппыч, слегка успокаиваясь, — я думаю теперь не о самолете, а о последствиях. Ты понимаешь, что такое последствия?
— То, что бывает после, — предположил Росанов.
— «После, после», — передразнил Филиппыч, вряд ли удовлетворенный полнотой ответа, — в авиации все связано. Понял? И вообще везде все связано. Сделай что-то не так — и пошло и поехало. И чем дальше, тем страшнее. Как в сказке. У нас падать, так всем вместе.
Для наглядности он сцепил пальцы и поглядел на Росанова укоризненно.
— Вон, кстати, гляди, — сказал Филиппыч и поморщился.
Из микроавтобуса кое-кое-каквыбрался Мамонт — немолодой рослый мужчина с равнодушным лицом, на которое наложило свою печать спокойное осознание опасности профессии. За ним вылез Чик, то есть Чикаев, начальник технической базы и, следовательно, враг номер один Мамонта, тоже довольно крупный мужчина с меланхолическими усталыми глазами. За ними последовали представители других служб.
— Что это они прикатили? — спросил Росанов.
— Будут разбираться, в причинах. Полетят головы.
— Но виновник Мишкин.
— Все виновники, — буркнул Филиппыч и вдруг хлестнул Лысенко прутиком по заду. — Ты что? Или ослеп?
Академик потер ушибленное место и надулся.
