— Мои рассказы никто не печатает, — сказала она, — вполне хорошие рассказы. Гораздо лучше тех, что печатают теперь. И вот пишу всякую чепуху, за которую платят. Жить-то надо.
— А это кто? — спросил я, показывая на портрет лысого бледного человека с большими упрекающими глазами.
— Папа. Он погиб.
Лицо мне показалось знакомым.
«Чепуха, как бы я мог знать его? Просто он мне напомнил Михаила Петровича, моего бледнолицего начальника».
— У меня мать погибла в войну, — сказал я и нахмурился, чувствуя, что зря заговорил об этом.
Мне вдруг показалось, что тело Люции Львовны стало, раскачиваясь в такт музыке, подбираться ко мне. И я услышал стук своего сердца и как бы видел пианиста, который перегибался в поясе, словно ему сунули «под дых».
— Что с тобой? — прошептала Люция Львовна, слегка приподняв руку, словно желая защитить меня.
Только потом я узнал, что женщина может перемещать любую часть своего тела в пространстве по точному адресу, а потом, если надо, вдруг сделать удивленное лицо оскорбленной добродетели, а то и влепить пощечину.
— Что? Что? — прошептала она испуганно. — Что-нибудь случилось? Что с тобой?
Она медленно протянула руку, словно желая меня спасти. Я слишком поздно узнал, как нас «спасают» женщины. Ее отделившиеся от лица глаза наполнились состраданием.
— Что? — прошептала она, задыхаясь от желания во что бы то ни стало спасти меня, и осторожно, «защищая», коснулась моей головы. Ее колени, утонувшие в медвежьей шерсти, задвигались — она как будто ползла на коленях ко мне, — и я, задохнувшись, упал на нее и уткнулся ей под мышку. Ну конечно, я ее неправильно понял. Меня просто ввели в заблуждение ее манеры. Мы всегда неправильно понимаем женщин.
Разочарование, отвращение к себе, стыд, страх… Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда! Лгуны! Мне хотелось умереть. Мужская школа, армия, мужской институт, разнузданное воображение, страх перед женщиной, неверие в себя, гипсовые бабы в бюстгальтерах и с веслами в руках, ханжество отца… И вот… Кретинство какое-то! Нелепость. Хотелось задушить ее. Но в следующее мгновение меня уже мучило любопытство. «Бот она какая — первая любовь» — песня. «В авиации мужественные и ответственные люди» — цитата. Ведь я взрослый, я давно институт закончил. Старая ведьма! Я ненавидел и ее и себя.
Она надела халат и весело поглядела на меня.
— Что с тобой? — спросила она. — Что с тобой, милый?
Она взъерошила мне волосы.
— Ничего, — ответил я.
— Ты такой молчаливый. Что с тобой? Скажи. Будь со мной откровенен.
