Писала тебе твоя мама».
Хейккиля дочитал письмо. Но на этот раз ему не хотелось улыбаться. Капли пота выступили у него на носу. Он начал снова перечитывать письмо, но в дверях раздался знакомый голос:
— А рекрут Хейккиля знай себе посиживает!
Войтто хотел было вскочить, чтобы стать навытяжку, но вспомнил, что в этом обетованном месте приветствовать начальство не нужно, и буркнул:
— Сидит, конечно.
Пуллинен даже растерялся, столкнувшись с такой дерзостью, но потом все же нашелся:
— Рекрут Хейккиля, была команда собраться в казарме, а вы сидите тут. Что у вас, понос?
— У меня сифилис! — воскликнул Хейккиля и только тут сообразил, что оплошал. Прежде надо было пройти присягу. Если не допустят, можно остаться в рекрутах еще бог знает сколько. Поэтому он сказал:
— Брюхо схватило. Сейчас приду.
— Я жду, господин рекрут, — ехидно сощурился Пуллинен. — У меня есть отличные лекарства от брюха. Я вам их пропишу.
Хейккиля плотно сжал губы. Но когда цоканье подкованных каблуков Пуллинена донеслось уже из коридора, он проговорил, скрипнув зубами:
Вот погоди, принесу присягу… Я те тогда полечу и брюхо и рыло!
Тебе мы присягаем,
родимая земля.
Вовек да не коснется
насилие тебя.
Роты построились и отправились маршем за несколько километров, в ближний городок. Там в церкви они должны были приносить присягу. Первый раз они шли с оркестром. С ним и пелось бодрее. Рекруты драли глотки вовсю, ибо наступил день, который представлялся им во снах и наяву как избавление. День, когда они перестанут «козырять», получат свободные вечера и новое звание: егерь — истребитель танков. Все это поднимало дух. Никогда они еще не пели на марше с таким подъемом.
Тебя мы охраним,
всей кровью защитим…
Еще в школе они пели «Клятву», и сердце замирало в груди, готовое к самопожертвованию. Но теперь им виделась прежде всего конкретная личная выгода. С присягой для них начиналась новая жизнь. Собственно, она началась уже с самого утра. Преподаватели были исключительно сдержанны и корректны, чуть ли не любезны.
— Откозыряли, стало быть, и хватит. Кончилась наша муштра, — говорили рекруты. — Больше уж не будут нас целыми днями жучить. Теперь мы сами обучим хоть кого.
Они не знали, что майор Вуорела специально приказал, чтоб сегодня ничего не делалось «сверх программ».
— Надо, чтобы ребята запомнили этот день навсегда, как праздник, который бывает только раз в жизни.
Но рекруты этого не знали и по-своему истолковывали поведение преподавателей.
