А теперь я вёз её Астафьеву. Как и книгу Аркадьева. Как и стопу «нетленок» этих классиков, с которыми за годы, бутылка за бутылкой, как-то, притёршись, сдружился. И вспоминал Кердыша, это его «словно со львом в клетке побывал». Я был уверен, что такой «литературный монстр», как Фёдоров, коего ныне я начитался предостаточно, увидел мужичка насквозь и дал ему то, что полагалось. И мне вскоре предстояла подобная встреча – где буду просвечен взглядом-рентгеном. И ныне здравствующий классик сразу поймёт, что имеет дело с шарлатаном, публиковавшимся благодаря совместным возлияниям. Именно так я думал в тот, неудачный для меня, год о своей «литературной карьере». И, что самое странное, меня – правда не пугала. Важно было другое.
Жизнь волокла из школы в институт. Вначале собирался стать медиком, но бывший однокашник Влад соблазнил к себе, на журналистику. По окончанию, в начале 90-х, жутко не везло. В какую бы газету ни устроился, она либо закрывалась, либо не платила. Ради банального выживания я сменил кучу работ – от охранника автостоянки докатился ныне до торгового представителя, мотающегося по колдобинам за йогуртами. Причем сам Влад пошёл по стопам родителей – в зоотехники, торговал шапками оптом и жил припеваючи. Похоже, он был доволен жизнью. Я – нет. Хотя, казалось бы, отбил у него невесту, женился на ней, по уши влюблённый. Родили пару ребятишек. Но всё время казалось – я не там, где должен быть. Всё, что есть – не моё, фальшивое, как та статья Кердыша о Фёдорове. А самое поганое, никто мне не мог сказать – где оно, то место, куда мне надо. Мама, помогая во время учёбы чем могла, по поводу работ моих – только критиковала. «Братья во литературе» радовались моему финансовому взносу «в общее дело» за столом, сами маясь в безденежье и неопределённости. Правительство из телевизора несло какую-то чушь, меняя премьеров как грязные носки. Жена уныло отбывала за гроши часы на кафедре. Появлявшиеся и быстро отлеплявшиеся «друзья» уговаривали то торговать наркотиками, то вложить деньги в МММ. Порой казалось, что встретил человека, которому можно верить, которому можно внимать, пока не понял – никто и сам понятия не имеет, почему именно его выбрала Фортуна. Тот же Влад, за которым я плёлся по жизни с пятого класса и приводил всем в пример, однажды заявился с расспросами «за жизнь», а минут через десять попросил ему подыскать, кого бы чпокнуть из моих знакомых женщин. Сутенёра, как и наркоторговца, не говоря уж о серьезном поэте – из меня не вышло. И мне до жути, до мандража хотелось, чтобы Виктор Петрович, раз умеет видеть насквозь, прочёл бы всё это и словом бы, полусловом бы, намёком хоть – указал направление.
