Но когда мы вышли, вернее, выбежали на улицу, выяснилось, что мой новый папа отлично знает дорогу в школу. Мы побежали через парк. Погода была для ноября чудесная: светило солнце, небо было голубое, а вчерашние лужи покрывала красивая корочка льда.
— Дыши! Слышишь, дыши! — вдохновенно кричал на меня Павлинов, всем своим видом демонстрируя, как надо дышать. Он красочно шевелил ноздрями, раздувал грудь и ослепительно улыбался прохожим девушкам, которые шарахались от нас в разные стороны. Причём среди них были старшеклассницы из нашей школы, которые могли знать меня в лицо. Мне было неловко, поэтому я бежал, вжимая голову в плечи и отводя глаза.
— Выпрямись, Витя! Смотри вперёд гордым Юпитером! — завывал на весь парк Лев Клементьевич.
Когда мы добежали до школьных ворот, я попросил его дальше меня не провожать. Мне надо было ещё успеть переодеться в форму.
— Ты уверен? — заметно скис Павлинов. — Но я как раз хотел переговорить с твоей учительницей физкультуры!
— Она заболела, — соврал я. — Папа, ты иди.
— Тщщщщ! — зашипел на меня Павлинов. — Я — брат! — Он посмотрел на часы. — Ой, я же на фотосессию опаздываю! Чмок-чмок! — Он сделал попытку расцеловать меня в щёки, но я от него убежал.
Закрывшись в кабинке мужского туалета, я быстро переоделся и оставшиеся минуты до начала урока сидел на унитазе и глубоко переживал случившееся. Несмотря на всю лучезарность Павлинова, мысли у меня в голове были сплошь чёрные-пречёрные. Жить всю жизнь (или, по крайней мере, какое-то неопределённое время) с этим чудиком мне совершенно не хотелось. То есть абсолютно!
— Эй, Половина, ты что там застрял? — услышал я неподражаемый голос Перекусихина. — Урок прогулять решил?
Я нажал педальку унитаза и вышел из кабинки. Перекусихин ел бутерброд — прямо в туалете — и смотрел на меня выжидательно. Как собака.
— И кто это был? — спросил он.
— Ты о ком? — Я сделал вид, что не понимаю, о чём он.
— Ну этот, в кудряшках, с кем ты бежал.
— А! Это! Это… мой брат. Старший.
— Врёшь, — сказал Перекусихин, откусывая от бутерброда. — Нет у тебя никакого брата.
— Он двоюродный. Вернее, троюродный, — сказал я. — Вернее, он сводный по линии отца!
— Опять врёшь. Я сам слышал, как ты его папой назвал. Давай, Половина, колись!
Но колоться мне не пришлось, потому что прозвенел звонок и мы пошли на математику.
Пока учительница объясняла новый материал, Перекусихин тоже не бездействовал. Видимо, он решил взять меня измором. Выбить из меня всю правду, какой бы жуткой она ни была. Он то и дело пихал меня локтем в бок, наступал на ногу и самое страшное — дышал мне в лицо бутербродом с колбасой. Знаете, я не трус, далеко не трус. И я могу дать отпор таким, как Перекусихин. Но дело в том, что Перекусихин гораздо крупнее меня — он толще и выше на голову. Его мама хорошо кормит, понимаете? А у меня мама — орнитолог. В этом его главное преимущество, тем более что от рапсового масла кулаки не растут. И ещё он ужасно въедливый. Приставучий, как клещ! Перекусихин знает всё и про всех. Например, что у Оли Вьясковой в доме нельзя свистеть и ходить без тапочек. Что у дедушки Коли Маркизова на правой ноге шесть пальцев, а у Валеры Сорвирогова мама уже три дня не разговаривает с папой. Или что в квартире Тамары Крокодильцевой умирают коты. Из-за этого Перекусихина поставили во главу нашей стенгазеты (не из-за котов, понятно), он у нас главред. Наверное, он решил сделать меня гвоздём своего следующего номера, поэтому работал локтями Перекусихин не переставая.
