…Последующие годы, десять марсианских лет, которые Крамер прожил здесь, он все более и более ощущал себя членом племени «мяу». Это он так прозвал их про себя, потому что речь их напоминала мяуканье. У «мяу» был свой язык, он состоял из нескольких коротких слов, которые они сопровождали жестами, выкриками или свистом.
Существовало у них и примитивное социальное деление. Во главе стояли руководитель и, так сказать, генералитет, куда входили самые старые и мудрые мужские особи.
Жили «мяу» без огня, работали без орудий. Насколько Крамер мог заметить, у них не было религии или каких-либо суеверий. Это были животные, и все же они не были животными. Их единственным продуктом питания были бобы, собранный урожай «мяу» хранили в сухой прохладной пещере, которую они предоставили в распоряжение Крамера.
Сюда они приходили, когда были голодны, и тогда брали столько бобов, сколько им было необходимо. Ему никак не удавалось постичь их систему распределения. А, может быть, каждый брал столько, сколько ему было нужно. Вначале Крамер хотел, пораскинув мозгами, упорядочить их систему снабжения, но его помощь не потребовалась.
…Крамер совсем потерял счет времени. Как-то раз, когда половина племени отправилась в путь через пустыню на поиски новых семян для посевов, так как их запасы погибли от какой-то странной болезни, Крамер двинулся вместе с ними.
Глаза его научились видеть в темноте, и он уже привык ходить так, чтобы не задерживать «мяу». Через три дня они подошли к ямам, в которых хранили запасы воды для поливки урожая. Это было то самое место, где они десять лет тому назад нашли Крамера.
Десять марсианских лет! За это время на родине Крамера забыли само его имя.
Когда они вышли из пустыни и приблизились к длинной полосе низких красных скал, огромная волна грусти поднялась в груди Крамера. Взгляд его обратился к тому месту, где когда-то его «забыли». Над его головой мягким белым светом горела огромная звезда. Это была Земля, когда-то там был его дом…
Крамер вспомнил людей, Землю. Да, «мяу» поразительно напоминали людей, но они все же не были людьми. Он каждый раз находил в них все новые человеческие черты, но ему не хватало настоящих людей.
Ему мерещились морские волны, бьющиеся о громадные рифы, когда в ушах свистит ветер, а в ноздри бьет запах сосновых досок. Он тосковал по медленно спускающимся сумеркам, по долгим рассветам. О, как бы он хотел еще хоть раз взглянуть на молочно-белый диск луны, увидеть голубую прозрачность дня, небо, затянутое грядой облаков! А мягкие ночи! Там, на Земле, никогда не кажется, что звезды — это холодные сверкающие глаза, которые следят за тобой.
