Мы уверены, что если одно из трех наших посланий попадет вам в руки, вы сделаете все, чтобы выручить нас. С этой надеждой, с этой верой легче жить…»
Далее следовали четыре подписи.
Здесь Юли поднял глаза от тетрадки и сказал дрожащим от волнения голосом:
— Дядя, что это?
Биолог задумчиво покачал головой.
— Ничего не понимаю.
— Ты слышал о такой экспедиции?
— Не могу припомнить ничего подобного.
— Живы ли они, как ты думаешь?
— Кто знает!.. — сказал дядя Андри, но спохватившись, тут же добавил: — О, наверное, живы.
— Несчастные!.. Сидят и ждут, когда придет спасение. Это ужасно, правда?
Дядя Андри посмотрел на него продолжительным взглядом.
— А может быть, спасательная экспедиция уже давно отправлена, — предположил он.
— Но об этом было бы известно всем, — убежденно возразил Юли и, подумав немного, добавил: — И почему дедушка спрятал этот дневник?.. И как он попал к нему?..
— Гм… Наверное… Ну, скажем, во время очередного космического рейса он обнаружил блуждающую ракету и…
— И после? — нетерпеливо спросил мальчик.
Дядя Андри, смутившись, замолчал. А Юли встал с постели и начал ходить взад-вперед по комнате. Ему припомнилось, как нахмурился дедушка, когда он спросил у него, что хранится в несгораемом шкафу. Неужели прославленный профессор скрывал какую-то ужасную тайну?.. Иначе почему он никому не сообщил о дневнике?.. Почему делал все возможное, чтобы он не попал в другие руки? Почему? Почему?.. Мальчик почувствовал, что ему не по силам эта большая загадка, с которой он случайно столкнулся.
— Не лучше ли прочитать этот дневник, чем напрасно ломать голову? — предложил дядя Андри, который догадывался, какие мысли волнуют мальчика. — Мы кое-что узнаем из него, не так ли?
Юли кивнул головой и вернулся в постель. А дядя Андри уселся поудобнее в глубоком кресле и начал читать вслух…
Не вижу выхода из положения, в котором мы очутились. Едва ли кто-нибудь из нас тешит себя надеждой на спасение. Думы о тех, кого я повел за собой и тем самым обрек на гибель, не дают мне покоя. Полли не перестает шутить, но по ночам долго не может уснуть.
Ян, как всегда, молчит, а мне кажется, едва ли существует более красноречивое обвинение, чем это молчание. Александр все сокрушается, глядя на прибор ориентации — главную причину несчастья — словно он сам был виноват в его неисправности.
А каково мне? Все эти люди попали в беду из-за меня и моей гипотезы, для подтверждения которой и была предпринята эта экспедиция. Я понимаю, что моей вины тут нет — случилось несчастье. Чтобы поправить дело, я готов на все… На все… Едва ли есть состояние, более гнетущее, чем то, когда не имеешь возможности даже пожертвовать собой ради спасения своих товарищей.
