Когда костёр погас, мы отправились спать. На фиолетовом небе не было видно звёзд, а эффектное освещение Ярды потрескивало в расщелинах скал. Голубой носорог снова заревел, и Ирина уверяла, что он рыдает. Наверное, так и было. Я бы тоже рыдал, если б меня перекрасили в голубой цвет. Мы договорились поискать Манфреда утром. Но всё получилось иначе. В четыре утра, когда солнце уже стояло на горизонте, нас разбудила Петра Плавецка, дежурившая в тот момент.
__ Манфред объявился! — доложила она, и её не по-женски низкий голос гулом отозвался в репродукторах, установленных на всём корабле. Держу пари, каждый думал, как я: ну и что?
Стоит ли вставать в такую рань из-за этого мерзавца? Глаза слипались, когда Петра снова заговорила:
— Идите же сюда кто-нибудь. Ирка, слышишь? Иди сюда.
Голос дрожал или дребезжали старые репродукторы? С нашей развалюхой ничего толком не поймёшь. Я влез в комбинезон, напялил тяжёлые ботинки на босу ногу и пулей вылетел из дверей. Наверное, Манфред напился, негодяй, и пристаёт к Петре. Ну, парень, держись теперь. Получишь в морду с самого утра. В коридоре бухали двери кают, по лестницам топали башмаки. Все собрались в командирском отсеке. На экране ничего не было видно. Я, видимо, опоздал. Побледневший Ламач орал на нас, чтобы мы не толпились и шли наружу. Я подумал, что ему нужны свидетели великой экзекуции, но потом увидел, что и он, и Петра очень взволнованы. Что-то случилось. Минуту спустя мы стояли у трапа корабля. Ян, Амос и Коменский дружно сказали:
— С — доб-рым — ут-ром!
Но нам было не до них. По склону одного из двух холмов, охранявших нашу посадочную площадку, к нам спускалась пёстрая процессия, которую, восседая на низкорослых шестиногих конях, составляла группа лиц, одетых в блестящие доспехи и пурпурно-голубые плащи. Некоторые несли жёлто-бирюзовые знамёна с замысловатыми серебряными орнаментами. Словно застыв, они тихо плыли по воздуху над самой травой.
— С ними Пётр Манфред… — прошелестела Алёна.
Впереди всех, рядом с могучим всадником, закутанным в белоснежный, расшитый золотом плащ, нёсся Пётр Манфред с гордо поднятой головой. Лучи восходящего солнца золотили волосы цвета вороньего крыла. Процессия направлялась прямо к нам. Приблизившись, на пятьдесят метров, человек в белом одеянии поднял руку, и пешие с конными замерли. Шестиногие кони опустили голову и начали мирно жевать сочную траву. От них шёл острый возбуждающий запах. Вельможа с Манфре-дом подошли к нам.
