Оливер воспротивился с удивившей его самого яростью:
— Если ты забыла, что тебя ищут, то я не забыл!
— Я же сказала — на разведку, а не выставляться перед всеми!
— Там может быть засада! И потом, если ты будешь покупать еду, тебя все равно увидят!
— Чудак-человек, кто тебе сказал, будто я собираюсь что-то покупать? У меня и денег-то нет… Тебя, наверное, удивит — меня так точно удивляет, — но все деньги я оставила Лине.
— У меня есть немного…
— Ну и прекрасно. Если ты так не хочешь, чтобы я шла в деревню, ступай сам.
— Нет, — категорически сказал он. — Я тоже не пойду.
— Это еще почему?
Он некоторое время колебался, но наконец решился:
— Потому что, пока меня не будет, ты сбежишь. Взгляд ее был чист, как родниковая вода.
— Конечно сбегу.
Поскольку он явно собирался пропустить следующую реплику, она набрала воздуха в легкие, чтобы разразиться тирадой, содержание которой он мог расписать как по нотам. «А ты чего ждал? Навязался на мою шею, урод, ходит как привязанный, а теперь еще условия ставит!» И так далее, с вкраплениями соответственных эпитетов.
— Ты ничего не слышишь?
— Нет…
Он услышал их после того, как увидел. А вот Селия, очевидно, уловила шум прежде, чем стало различимо…
…что по петлистой Белой дороге медленно движется воинский отряд. Впрочем, отряд — это было слабо сказано. Отсюда, сверху, трудно было сосчитать, сколько их. Но — много.
— Отведи лошадей в чащу, — почти беззвучно произнесла Селия — хотя кто отсюда мог ее услышать? — Я должна посмотреть… ближе.
Он не успел возразить, как она уже скрылась за деревьями. Движения ее стали иными — легкими, скользящими, как тогда, на болоте.
Но теперь нет ни тумана для прикрытия, ни болота для ловушки. А перед ней не десять человек. И даже не сто.
— Триста, — сказала она, появившись вновь, когда облако пыли, поднятое солдатскими сапогами, начало медленно оседать. — Сотня конных, сотня копейщиков, и еще одна — при тяжелых луках…
Поначалу он совершенно не прислушивался к ее словам, сознание было парализовано почти невыносимой радостью: она жива и она вернулась — добровольно вернулась к нему… и лишь постепенно до него стало доходить.
— Морды — во, лоснятся, я не о лошадях конечно, и амуниция надраена… и по два значка над каждой сотней — имперский и этот… с однорылом. И прутся как на смотру…
— Но это не может быть… за нами! — Он хотел было сказать «за тобой», но передумал. — Для иного княжества триста человек — уже армия…
— Точно. Но для полноценной войны — маловато. Ты, в отличие он меня, последние месяцы от людей не хоронился — может, слышал, скажем, о каком мятеже поблизости?
