Разумеется, я помчался в Публичку и заказал коперниковское первоиздание. Не стоило и надеяться, что мне выдадут книгу с автографами, но ведь существует и второй экземпляр, который я рассчитывал получить.
Каково же было моё изумление, когда в Россике мне выдали ту самую книгу, что некогда была в руках Кеплера и Тихо Браге. Прежде всего разрешился вопрос с размерами книги. Это действительно был фолиант, толщиной более двухсот страниц, хотя если перепечатать книгу в соответствии с нынешними ГОСТами, то получится книжица размером с тоненькую школьную тетрадку. Шрифт в книге был, какой ныне можно встретить разве что в газетном заголовке. Всякая главка начиналась с новой страницы. Но главное — поля. Таких широких полей я не видал никогда — отступ с любой стороны был не меньше пяти сантиметров. И всё это свободное пространство было исписано.
Каюсь, прочитав об автографах, я представил лаконичные надписи на титульном листе, нечто вроде: «Сия география моя». И, конечно, подписи великих. Здесь же три почерка спорили с книгой и друг с другом. Небывало широкие поля оказались исписаны нацело, каждая цифра в многочисленных таблицах — исправлена, восстановлена, затем переправлена по второму и третьему разу. Зачёркивания, исправления, восклицательные и вопросительные знаки! Единственное слово, которое я прочёл: error — ошибка. На любой странице оно встречалось по меньшей мере десяток раз.
Сто лет книга, именно этот экземпляр, был на самом острие науки, и казалось посеревшие пепельные строки жгутся, словно под пеплом ещё тлеет былой огонь.
Сдавая книгу, я попросил показать мне второй, хранящийся в библиотеке экземпляр. Здесь меня встретили девственные, нечитанные страницы, на титульном листе — экслибрис какого-то герцога, в чьей библиотеке сохранялся том, печать Публичной библиотеки и штампик, гласящий, что в 1937 году органы внутренних дел проверили данную книгу и антисоветчины в ней не сыскали. И всё. Mutum librum. Ни следа той жизни, что кипит на страницах первой книги.
Так надо ли писАть на книгах?
Однако, история ещё не кончена. Теперь рассказ пойдёт о другой книжке, которая уже много лет лежит у меня дома. Это избранные произведения Саллюстия, изданные в Лейпциге в 1840 году на латинском языке. Некогда книга принадлежала Филологическому факультету Петербургского университета, студенты изучали по ней латинский язык. И сейчас над строчками можно видеть сделанный мелким почерком перевод. В 1850 году книга была украдена. Последним её читателем числится студент XX курса Шульгин. Он несколько раз размашисто расписался поперёк титульного листа, а на последней странице оставил краткое матерное слово, выполненное в технике неоткрытого покуда пуантилизма.
