Невыразимый эфир | страница 36



— У нас есть вода, это самое важное. Там, в том месте, нет ничего хорошего. Логово дьявола.

— Что вы видели в бункере? Вы казались таким потрясенным, — сказала она. — Вы не хотите рассказать мне об этом?

— Не стоит, — ответил он. — Не вникай в эти ужасы.

— Настолько страшно, что лучше молчать об этом?

— Еще хуже.

— Тогда не говорите ничего. Я боюсь.

— Не нужно. Пока ты со мной, с тобой ничего не случится. Это я тебе обещаю и клянусь.


Что за странные создания — люди? Обуреваемые желаниями, они блуждают без цели, сироты во всем, жалкие оболочки — дух разъедает их изнутри, а после испаряется в волнах эфира. Они ищут — и не находят, живут, не зная, какова цель их жизни, и на этом медленном и трудном пути немо страдают от непрочности своего существования. Вопреки внешней уверенности, они без конца изводят себя жестокими упреками; ярмо несбыточных желаний и груз развенчанных надежд гнетут их. И все же они будут продолжать свою бессмысленную одиссею, мечтая о лучшей участи, уверенные, что даже если они и сбились с пути, скоро они выйдут на прямую дорогу, что у них еще будет время воплотить свои миражи — или безумства, и на закате жизни, в горниле своего непостоянства, они приходят к горьким разочарованиям. Человек есть сумма всевозможных слабостей. Все есть суета и погоня за ветром, — думал паромщик, шагая вперед.


Покинув забетонированный участок зоны, путники оказались в каменистой местности, пересекаемой узкой тесной тропинкой. Дорожка бежала извилистой нитью, порой исчезая среди папоротников и зарослей ежевики, покрытых шипами, крупными, как клинки. Путешественникам казалось, что они теряют драгоценное время, блуждая среди скал и валунов, выщербленных ветром, угловатых и безжизненных. Больше всего это напоминало лунную поверхность — мертвый мир цвета меди и антрацита, охраняемый застывшими формами. Теперь они двигались намного медленнее, измученные и ослабевшие: каменный атолл был поистине непроходимым. То и дело они останавливались, чтобы перевести дух и промочить горло. Наконец растительное царство вновь заявило о своих правах. Паромщик и девушка выбрались из хитросплетений лабиринта отвесных камней и вновь погрузились в океан ласковой зелени.

Вскоре путь их пролег через поле подсолнухов. Растения были так высоки, что макушки их смыкались над головой, образуя галерею, а крепкие стебли по толщине не уступали хрупким запястьям молодой девушки. Под желто-коричневым пологом им открылся другой мир, подспудный и странный, населенный беззаботными крошечными созданиями, зачарованный мягкими тенями и ватной тишиной. Здесь почти не было движения воздуха, только легкий ветерок изредка пробегал по огромным гладким листьям. В этом замкнутом мирке путники ощущали себя богами-гигантами, настоящими титанами. Ни солнца, ни окрестных рощ — они не видели ничего, кроме ближайшей цели, самого незначительного отрезка, и эта близорукость угнетала сознание, привыкшее к необозримым пространствам зоны. Посреди поля росло высокое вишневое дерево; проходя мимо него, путники разглядели дюжину пластмассовых кукольных голов, свисавших с ветвей. Все они были разными и слегка покачивались, прицепленные за волосы. У подножия дерева зияла небольшая продолговатая яма. Вверху, среди вытянутых листьев, пластиковые лица под нажимом легкого ветерка поворачивались то в одну, то в другую сторону, словно плоды неизвестного урожая. Застывшие улыбки и полузакрытые глаза внушали смутную тревогу. Время не пощадило эти искусственные творения. И все же зловещее зрелище несло в себе зерно красоты — некую грустную прелесть. Что за страдание могло создать подобное?