Нора попыталась вспомнить, как вышло, что мальчики прожили у нее целых два месяца, – попросила ли она об этом или предложила Джози. Она перенеслась в прошлое, но некоторые картины были столь подробны, а отдельные часы вмещали столько совсем еще свежих в памяти моментов, что прочее время виделось как бы сквозь залитое дождем стекло. Вот они с Морисом в приемном покое, вот она понимает, что он может не вернуться из больницы. Минута, когда он сказал, что хочет еще раз взглянуть на небо, а она пусть побудет внутри, он один выйдет. А затем – его слезы, когда он остановился у двери. Все эти мгновения были слишком живы и отчетливы, они заслоняли такие детали, как договоренность с Джози о мальчиках.
Ей следовало помнить произошедшее, она это знала. Нет, дело не выглядело так, будто она была безучастна и словно отсутствовала. Но о чем бы они с Джози ни условились, она не сомневалась, что в тот момент это представлялось естественным, очевидным решением. Она была благодарна Джози за то, что та взяла мальчиков; она и сейчас ощущала облегчение – от того, что дети находились в надежном месте, что не видели, как Морис вернулся домой, как он угасал, не видели всего того, что сопровождало это угасание.
Конечно, он умер не дома. Ей пришлось перевезти его за город в Браунсвуд, старую туберкулезную лечебницу, которую переделали в больницу общего профиля; у него слишком усилились боли, он ходил под себя, а у нее почти не осталось сил. С закрытыми глазами он лежал на носилках, уже несколько дней он не мог выговорить ничего внятного, но она знала – он понимает, что покидает дом навсегда. Она держала его за руку, но всякий раз, когда он пытался сжать ее ладонь, пальцы его не слушались и обращались в клешню. По крайней мере, мальчиков избавили от этого зрелища.
По длинной разбитой дорожке она подъехала к дому Джози, открыв по пути и захлопнув пару железных ворот, стараясь не наступить в грязь, отмечая неприкрытые канавы с обеих сторон и какие-то ярко-красные цветы, названий которых не знала. Небо темнело, над горами Блэкстэйрс нависали низкие тучи. Стоя на гравиевой тропке, она обнаружила, что дрожит. Нора не знала, как лучше, постучаться сперва в старый дом или обойти его и стукнуть в дверь кухни – единственный вход в крыло Джози. Поскольку старый дом не подавал признаков жизни, она пошла в обход, утопая в высокой траве. Она подумала, что недавно, видимо, прошел дождь – посильнее, чем в городе. Заглянув в окно, Нора увидела кресло со столиком, на котором лежали очки и газета, а на другом столе – ваза с яркими лилиями и теми самыми красными цветами, которые она заметила в канаве. В следующем окне она увидела неприбранную двуспальную кровать; на полу валялись книги, будто упавшие с постели. Нора с улыбкой подумала, что Джози хорошо на покое.
