Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной | страница 46
Кошка боднула ее руку широким рыжим лбом и обмакнула-таки хвост в кастрюлю. Чайка пролетела совсем низко, ударив в висок волной воздуха. «Мне даже не с кем поделиться борщом!» — всхлипнула Ефросинья и задумалась. Ее мир был полон влюбленными мужчинами, но никто из них не был ей нужен. Кажется, она звала кого-то, кто был не здесь и существовал не в этом пространстве. Как материализовать его, представить в дыхании, движении, прикосновении — это зависело от ее желания. Если оно будет достаточно сильным, то очень скоро он придет и будет лучше придуманного — потому что живым, интереснее — потому что настоящим. Но тогда мечта войдет в него и растворится в нем. Не станет образа, а будет реальность — любовь с живым человеком.
— Хорошо, я выполню твою горячую просьбу, — вдруг сказала она себе твердым голосом Бога, — ты и сама не успеешь опомниться.
Она удивилась себе, в последний раз посмотрела в глаза кошке и пошла по следам Агасфера. За поворотом следы внезапно кончились. На дороге стояли сапога — как будто их хозяин шел-шел и вознесся ввысь. Она засмеялась не своим голосом и побежала мимо. Вокруг появился грохот города, смешанный с шумом первых капель ливня.
Резко потемнело и хлынуло, где-то за поворотом нарастала дорога, по ней с бешеной скоростью проносились редкие машины.
В детстве Савватий любил сладкое смешивать с соленым, боялся, что его украдет бабайка, верил всему, что говорили по телевизору, и каждому прохожему из вежливости говорил сразу «здравствуйте-досвидания». Он был маленьким и плакал впрок. Он тайно верил, что в библиотеке живет Ленин, любил расправлять конфетные фантики и складывать в башенку, молчал не туда и стыдился поролона. «Кушать, спать и гулять — три моих любимых счастья», — это была первая умная мысль, к которой он пришел после долгих раздумий. Из летнего детского лагеря он писал маме письма: «Здравствуй, дорогая мама! Здесь очень хорошо, у меня всё в порядке. Пожалуйста, забери меня отсюда!»
Когда он подрос, то научился читать книги из-за чужого плеча, ковырять ногтем в своем темени дырку и надевать трусы наизнанку, чтоб его стручок не сглазили. Сверстники часто били его, а девчонки фыркали, глядя на его тонкие немужские руки. Достигнув совершеннолетия, Савватий почувствовал, что больше всего на свете хочет быть сильным, и отправился в обучение к мастеру боя, о котором прослышал от одного странствующего нищего с зелеными листьями за пазухой. Он старательно записал себе на руку имя, приблизительный адрес, собрал сумку с парой штанов и мамиными сырниками и двинулся — сначала поездом, потом автобусом, потом пешком. Мастер оказался щуплым стариком с лучистыми глазами и длинной седой косой. Из-за загорелой кожи и белых волос его облик имел общее с фотографическим негативом. Он жил один с пожилым мелким псом в избушке на отшибе деревни и большую часть жизни смотрел на речку. К нему не ходили в гости соседи, только изредка привозили переломанных, упавших с крыши или попавших спьяну под сенокосилку жителей деревни, которых он обмазывал толстым слоем сала и медленно собирал обратно голыми руками. Вместо испытания силы и ловкости он просто попросил Савватия помыть старое, огромное, невероятно грязное корыто на заднем дворе. Прежние соискатели ученичества смотрели на корыто с омерзением и сразу уходили, крутя пальцем у виска. Савватий взял тупой нож и пошел скрести корыто на бережок ручья. Через три дня работы он пришел со стертыми до крови костяшками пальцев и предъявил старикану корыто, в котором, увы, получились дырки. Учитель расхохотался над его глуповатым лицом, выкинул корыто на помойку и взял Савватия в ученики.
