19 марта. Ходил по красивому лесу, хотел грибов найти, но не нашел. Такой лес чистый, с белым мхом. Потом перешел через небольшое поле, перескочил через канавку и вошел в густой лиственный лес, говорю, ягод найду, но не нашел и увидел большой дуб, говорю, посмотрю, есть ли желуди, виднеются, но не нарвал. А Витас зовет меня, говорит, “война”, иди скорее, говорю, скоро приду. Проснулся.
21 марта. 1. Снилось, что вышел в коридор помочиться. А коридор нечистый такой, везде кучи навалены, но я встал между ними и не запачкал себе ботинки. 2. Будто бы Йонас меня подстриг. Говорю, высоко не подстригай, он говорит, только подкорочу, совсем не остриг и из ушей выстриг, и шею машинкой скреб, сначала больно было, я говорил, не нажимай так, так потом было не больно. Я красиво выглядел. 3. Будто бы Петрайтисова Ангеле прибежала ко мне голая, красивая такая, и опять убежала. 4. Альгирдасова Марцеле лежала на нашей кровати как обреченная, такая худая и бледная, я улегся на нее, не помню, встал или нет, кажется, встал.
22 марта. Снилось: я будто бы у себя дома был, и следователь допрашивал человека, сказал, не мешай мне, и я вышел из той комнаты и заорал, говорю, и одеться нельзя, выходя несколько раз хлопнул дверью, но совсем не закрылась. И пошел по снегу, чистый такой…
23 марта. Снилось, будто ем с дочкой большие блины, мукой присыпанные, белые такие, лишь половину себе отломил, будто бы ту, что потоньше… Была вода, нечистая такая, я ее не пил, только стоял и смотрел. И в каком-то доме лежал как в своем, и на левой руке были два надреза. Будто бы отец обещал меня за что-то убить, но мужичок такой сказал – не надо, потому что оба надреза были одинаковой длины и уже заживали, не больно. Так я подошел к отцу, отец такой большой и как будто не отец, и я начал просить прощения, чтобы не убивал, и он будто бы простил меня, и я плакал.
…Перед судом снилось в пятницу, что на нашей кухне готовился какой-то праздник, но мы не пили и не ели. Две белых сложенных простыни положили чистые на стол. Йонас дал белое белье, но я сказал: будет тепло, тогда Юле принесла чистое в клетку, но не совсем новое, и я оделся. Садясь на стол, вымыл руки, но не совсем чисто, какие-то пятна остались, и я уселся невеселый.
Перед судом дал отцу белого петуха без головы, но он еще живой был, и отец скрылся с петухом. Я отодрал доску от забора и вылез через маленькую дырку, было совсем хорошо, и я шел вброд через чистую воду.
