Одна из девушек вручила мне колосок. Маленькие зернышки соцветия были не больше спичечной головки, рыжие усики напротив, очень длинными. Я залюбовался большими темными глазами красавицы, то поглядывающей на меня с интересом, то прячущей взгляд под пушистыми ресницами. Когда она ушла, я механически отломил зернышко и, очистив его от плевел, сунул в рот. Несомненно, я держал в руках колосок пшеницы. Вкус был похожим.
Не знаю, чем больше я был потрясен? Пониманием, что события ночи, проведенные в волчьей шкуре, оказались реальностью, перспективами когда-нибудь отведать лепешку или красотой юной девушки. Еще меня тревожило, чем все-таки окончился мой прыжок на чужака? Но недолго. Ночевал я действительно не сам, и Тиби помогла на время избавить мою голову от тревожных мыслей.
* * *
Из леса, с полян тянуло грибной сыростью. Шелестом дубов, затлевшими кое-где желтизной листьями уже разжигала свои холодные костры осень. Все чаще моросили холодные дожди, по утрам и вечерами ползли в степь клочья тумана.
«Зубры» откочевали за стадом. Чужаки освободили от травы и выжгли огромное поле – гектар на десять-пятнадцать, огородили его плетнем. Работали они от зари до первых звезд на небе.
В метрах ста от реки они отстроили поселок. Под желтыми крышами стоят аккуратные домики «хоббитов», такое название для них я придумал. Наверное, именно такие и строили для себя представители мифического народца. А рядом чужаки вырыли глубокие ямы и обмазали их стены глиной. Наверное, чтобы хранить там зерно…
Отношения с соседями у меня не задались. Не нравились им мои волки. Хоть и отдал я Тоххе серых волчат, но Муськи и Пальмы за глаза хватило, чтобы почувствовать неприязнь почти от всех из племени земледельцев. Называли они себя просто Люди. Их речь была понятной, но отличалась от нашей певучестью. Говорили они медленно, иногда растягивая некоторые слова, те, где после согласной шло «е». «Не-ебо, ре-ека, ле-ес…»
Я как-то спросил у Тоя, что он думает о соседстве с «людьми»? Вожак ответил: «Других женщин получим, своих отдадим, поможем мы, и нам помогать будут. Санг обещал, что их трава накормит и „рыб“, будет от нее польза. Хорошо…»
Оспорить его мнение, конечно, трудно. Но он, наверное, не замечал, что чужаки общались с соплеменниками только тогда, когда им что-нибудь было нужно. Жили сами по себе. А как по мне, то относились к нам с высокомерием. Только с Утаре – голубкой, девушкой, что подарила мне колосок, я общался душевно. Голубкой назвал ее я. В будущем, прожил в Таджикистане пять лет и понимал язык. Услышал ее имя, и в голове всплыло – кабутаре, то есть – голубка на таджикском. А имя вождя чужаков один в один переводилось – камень. Далеко Таджикистан от Венгрии, может, случайно совпало…
