По привычке послать к чёрту чужое мнение не выходило: перед ним хотелось оправдаться, хотелось бить себя в грудь и кричать, что не такая уж она и дура, какой кажется на первый взгляд. Стылое одиночество и боль потери вновь рвались наружу, в стальной броне пробило брешь и кто знает, сколько понадобится времени, чтобы вернуть себя в норму. А к Адаму тянуло нещадно, словно он единственный, кто мог её спасти и не только от прямых угроз жизни.
— Пойдёмте в машину, вы дрожите, — Адам отошёл к «Форду» и открыл для неё пассажирскую дверцу. Эллен посетило чувство дежавю, словно она раз за разом проживает один и тот же день, как в дурацком кино с банальным сюжетом. Стандартный сценарий гласил — чтобы разорвать временную петлю и шагнуть в новый день нужно что-то изменить, и Барр до сих пор не понимала, что ей делать.
— Она погибла пять лет назад. Несчастный случай. Мы тогда жили в Массачусетсе. Она поступила там в университет. Это была моя вина.
Он так и остался стоять вполоборота, придерживая для неё дверь. Эта откровенность выбила из неё дух — Эллен не ждала, что он ответит.
— Мне жаль, — почти шёпотом ответила она, боясь спугнуть эфемерное доверие, вдруг возникшее между ними. — Но вы уверены, что не слишком много на себя берёте?
Чувство вины за всё на свете — слишком знакомое чувство. Наверняка Бишоп его преувеличил, такой как он просто не мог навредить. Эллен так долго избавлялась от него, но оно нахлынуло новой волной после смерти родных. Будь она рядом в их борьбе, возможно, они были бы живы. Адам был её зеркальным отражением, но казалось, он не борется, а принимает, и Эллен стоило поучиться этому у него.
— Уверен, — твёрдо ответил Бишоп. — Я не хотел бы это обсуждать. Садитесь, Эллен.
Он кивнул в сторону салона, продолжая придерживать для неё дверь. Его исповедь закончилась так же внезапно, как и началась, Адам закрылся внутри себя на замок, не желая вдаваться в причины, которые побудили его взвалить ношу этой вины себе на плечи. Он был прост и понятен, но в то же время казался непостижимой загадкой, которую Эллен отчаянно захотела разгадать.
В салоне авто было тихо. Воздух, пропитанный нотками горького лимона, густел от напряжения и недосказанности. Эллен копалась в себе, и Адам, казалось, делал то же самое. Он вёл машину по тысячу раз изъезженной тропе на полном автоматизме и не смотрел вперёд. Его взгляд был рассеянным, губы плотно сжаты, брови сведены к переносице и руки слишком крепко сжимали оплетку руля — он погрузился в себя так глубоко, что забыл о привычных действиях. В его машине всегда мурлыкало кантри, а в этот раз на уши давила тишина — он забыл нажать на кнопку. Он забыл пристегнуться и забыл включить в машине печь: от холода у Эллен покраснел кончик носа и пальцы в тонких перчатках-митенках потеряли чувствительность.
