Мы должны были пересечь ручей Крутой, долина его очень широкая, вдоль ручья одно за другим идут безлесные болота, и перед этим спуск совсем нетрудный: стоит проложить лыжню наискосок по склону — и с нартой съезжать легко.
Мы решили обедать у спуска в долину. Лучше было оставить нарту, чтоб проложить дорогу дальше. Глеб принялся рубить возле нее сушину для костра. Я чувствовал: он думает, что снег очень тяжелый, что одному все время мять лыжню трудно. Но мне было не слишком тяжело. Я говорил себе, что лучше знаю, куда идти, а раз так, то считаться, кто больше сделает, кто меньше — не время; тот идет первым, кто держит направление лучше, и коль надо не пропасть — это мое дело. «Мять дорогу и тянуть лямку — твой пай работы!» — сказал бы Яша Черных, охотник из народа кето, мой сосед по участку на промысле.
На промысле — там мять тропу тоже важное дело — хорошо было возвращаться в избушку, хотя и устал: избушка теплая, напарник приходил раньше и успевал затопить железную печку, согреть чай; а когда зимовье холодное — это значило, что ты пришел первым и затопишь печь, которая накаляется докрасна сразу, и согреешь чай к его приходу, ему будет приятно. А если не придет — то это ничего, следы увели к другой избушке, и он заночевал там или у костра, у соболиного убежища, окруженного сетью обмета; важно, что ты держишь для него наготове чай и много-много дров сушить одежду, потом он будет делать то же для тебя, и самое главное: каждый у костра знает об этом.
Еще хорошо вдвоем на лосиных охотах: вытаскивать набитый тальником желудок одному тяжело, если бык старый; и возить мерзлые части туши одному долго, а вдвоем веселее и быстрее, особенно в сильные морозы, когда лезвие примерзает к теплому мясу, хоть от злости убейся, — снимать шкуру и разделывать тушу очень утомительно, пальцы прихватывает и надо держать костер и горячий чай.
Я размышлял и тянул лыжню в долину, и встретил следы лосей у самого ручья. Его занесло, везде неровные канавы, которые промяли звери, и их лежки среди тальника, — сохатым хорошо было здесь: тихое место и ручей богатый, тальника было много.
Снег в долине и на той стороне, на подъеме, был очень глубокий. Пообедав, мы перевели собак на сворках через свежие лосиные следы, лайки визжали и рвались, Глеб тащил на поводке одну. Мать щенков тоже хотела ползти по этим следам, но я привязал ее к заднему копылу нарты. Собаки чувствовали, что мы торопимся в деревню, и о лосях скоро забыли. На этом длинном подъеме тоже надо было прокладывать лыжню налегке и возвращаться за нартой; времени уходило много, потом пошли ровные места с редким кедрачом, но попадались чистые березники и осинники, снег в них рыхлый, и я уже не мог идти и говорил себе: «Ну, парень, вперед науку двигать — унылое это дело!» — и останавливался, надо было отдыхать часто.
