— Мы с тобой — Красная Армия. И вон Женечка тоже армия. Пока рассчитываем исключительно на себя. В крепости отчаянно сражается несколько больших, но разрозненных групп. На Кобринском укреплении, знаю, закрепилась группа под руководством майора Гаврилова. Они держали врага у Северных ворот, но их выбили оттуда. Они теперь где-то в Восточном форте. Там сейчас страшные бои идут.
Майор Гаврилов был легендарной личностью. Кожевников немного знал его, пересекался по службе. Петр Михайлович отважный, принципиальный человек. Невысокий и коренастый, как большинство татар, с пронзительными темными глазами под густыми бровями. Командир 44-го стрелкового полка, боец, прошедший Гражданскую и Финскую войны. Солдаты его уважали.
Известие о том, что майор активно сражается с врагом, внесло некую уверенность в «беглецов» с Западного.
— Значит, дает он им там жару! — радостно воскликнул Черный.
— Насколько я знаю, — мрачно ответил Волошин, — туда стягиваются серьезные силы противника.
— Товарищ капитан, а вы ничего не слышали о лейтенанте Сомове? — спросил Кожевников. Волошин не заметил, как дрогнул у старшины голос.
— Сомов? — Капитан на секунду задумался.
А, Володька! Жалко мужика, погиб он. Тут такое в первые минуты творилось.
— Его дочь у Сомовых была, — сказал за Кожевникова Черный, видя, что тому стало тяжело говорить. — Не знаете, может…
— Вы видели, как это произошло? — не сдержавшись, выпалил старшина.
Волошин несколько секунд молчал, глядя на старшину, затем решил, что лучше сказать правду:
— В общежитие при авианалете сразу две бомбы попало. Когда все началось, я к казарме побежал первым делом. И собственными глазами видел, как здание разнесло. Оттуда никто не выбрался, не успели они.
Кожевников почувствовал, как к горлу подкатил комок, а сердце словно сжали в стальном кулаке. Заметив, что Кожевникову нехорошо, старший лейтенант Черный подскочил к нему:
— Как ты, Митрич?!
— Сердце прихватило, — хватая ртом воздух, сдавленно произнес старшина. Он склонил голову, обхватил ее руками: — Я же сам дочь у Сомовых оставил тогда ночевать. Век себе не прощу.
— Ты не мог знать, — приглушенно вздохнул Черный.
Кожевников все еще не мог поверить, признаться себе, что потерял дочь. Как дальше жить? Ради чего? У него не было ответов на эти вопросы. Окружающее утратило всякий смысл. Все то, что он с таким трепетом любил, в одночасье растоптано, уничтожено, стерто с лица земли. Он вынужден прятаться по казематам, пока фашисты топчутся на его земле.
