Трупы быстро обыскали, забрали карабины, патроны, гранаты и фляги с водой. Могли пригодиться и противогазы, имевшиеся в экипировке каждого немецкого пехотинца. Гарь и дым приходилось вдыхать постоянно, а в душном, жарком гараже воздуха совсем не хватало. Несмотря на это, противогазами пока никто не пользовался — видимость в них хуже, да и стрелять неудобно.
Стянули с тел и ранцы, в которых могла находиться еда. Жажда и голод ощутимо давали о себе знать. От гари и жажды горло нестерпимо саднило, язык ссыхался. Губы у многих пограничников уже успели потрескаться, покрыться сухой коркой.
— Экономить воду! — распорядился старший лейтенант. — Всю провизию сюда. Выделять буду поровну.
Пока враг готовился к новому броску, у пограничников было время подкрепиться и передохнуть. Черный выставил часовых и собрал бойцов. У немцев удалось достать несколько банок тушенки, шоколад, хлеб, семь неполных фляг с водой. В одном ранце обнаружился большой шмат сала. Чего у гитлеровцев оказалось вволю, так это сигарет.
Старший лейтенант раздал скудные порции, и голодные солдаты жадно ели, запивая маленькими глотками теплой, нагретой солнцем воды.
Мамочкин присел рядом с Кожевниковым. В руках он держал пулемет, а на голове его красовалась немецкая каска.
— Что это у тебя? — изумился Кожевников.
— Для защиты, товарищ старшина! — бойко ответил Мамочкин. — Башку уберечь чтобы.
Каска рядовому была явно велика и смотрелась на нем комично. В темноте кто-то тихо засмеялся. Смешок подхватили. Через минуту хохотали все, включая серьезного старшего лейтенанта и самого Кожевникова. Утомленные тяжелейшими схватками, ставшие за короткий промежуток времени настоящими бойцами, увидевшие кровь, разрушения и гибель своих друзей, солдаты получили небольшую разрядку Мамочкин сначала стоял, глядя на всех оторопело и непонимающе, а потом и сам присоединился к всеобщему веселью.
У Кожевникова от смеха потекли слезы. Он смеялся так, что долго потом не мог отдышаться. Наконец, переведя дух, он как можно более жестким тоном произнес:
— Немедленно снять!
Но фраза только вызвала вторичную бурю эмоций. Посыпались сальные шуточки в адрес «бравого фашиста Мамочкина». Тут уж парень по-настоящему расстроился, перестал смеяться, начал обиженно что-то мямлить, стягивая с головы каску. Он в сердцах отбросил ее в угол. Каска со звоном ударилась об пол, закатилась под изуродованный взрывом автомобиль.
— Ну все, хватит, — проговорил наконец Черный. — Посмеялись, и будет.
