— Ладно, если взрослый муж, охотник, пойдет в Лес за дичью и не вернется! Жаль, конечно, но мужчинам погибать естественно и привычно… Но оттуда же никто не возвращается! Старуха ли одинокая на кромку Леса сходить решится, чтобы хвороста себе собрать немного, если ей его купить не на что… Я же не могу все про всех ведать и вовремя беду предупредить! А они — и старуху не пощадят… Или — дитя малое заиграется, в Лес забежит, или — глупые мальчишки исхрабрятся за орехами, за ягодами… А ведь детей они и вне Леса крадут! Кого — ложью сманивают или, может, зачаровывают, не знаю, не возвращался еще ни один… А с год назад совсем обнаглели: целой стаей разбойничали, детей прямо из колыбелей выхватывали! Не знаю уж, зачем им наши дети…
— Да, мне Нежата рассказывал, — задумчиво проворчал Конан. Теперь ему казалось уже, что изо всех из них один лишь Иссахар обладал здравым умом и оказался прав, когда остальные — размечтались о справедливости да разнежничались!
— Ну, тогда — знаешь уже. Сколько мы их ни убивали, сколько ни жгли — все равно их меньше не становится! Нет, с Лесом иным манером воевать надо, но для этого мне и нужны были воины не просто бесстрашные, но и опытные, во многих сражениях побывавшие и не боящиеся ложных суеверий!
— А как знать, какие суеверия — ложные?
Князь вздохнул тяжело, поморщился и прямо посмотрел в глаза Конану:
— Лгать не буду: много в Лесу чудес и волшебств. Эти самые волколюды и запутать могут, и завести, а то и видение обманное послать, и все звери им повинуются — оттого повинуются, что, образ звериный принимая, волколюды с ними на их языке говорят! Если бы лишить их звериного образа… Или — людского… Чтобы что-то одно оставалось для них! Вот об этом я с тобой, Конан из Киммерии, и хочу говорить! Да, есть в Лесу злые чары, чудеса, волшебства, но — не так страшны они, если смотреть на них, как оно есть, то есть ясными глазами смотреть, а когда голова забита бабкиными сказками да детскими страхами, как у моих воинов… У меня хорошее войско! Славные, храбрые молодцы, но этот страх перед Великим Лесом — словно заклятье, на моем княжестве испокон веков лежащее! Но потому-то за тобой я и послал: ведь тебе, Конан, доводилось и с великих царств снимать заклятия, да не такие, а много страшней!
Конан вообще любил выслушивать похвалы в свой адрес, тем более, что, как правило, похвалы эти были заслуженными и справедливыми, и свидетельствовали вовсе не о льстивом языке того, кто произносил их, но напротив — о его правдивости! А уж похвала от такого человека, как князь Бран… Вот уж кто попусту не будет льстить! Да и не нужно ему льстить! Если что — он и другого наймет… Значит, он действительно такого славного мнения о Конане, и в этом абсолютно прав, а значит — и в другом он прав!
