Пишу вечером на биваке. Приехали разведчики. У одного ранен конь. Видели неприятельскую кавалерию и цепи неприятельской пехоты за м. Шумское… значит, верстах в пяти от нас. Яростно гремит артиллерия. Где?
Жители-жмогусы уезжают. Погода хмурая. Часто моросит дождь. А они не замечают мерзкого ненастья. С телег падают в грязь плохо уложенные убогие пожитки — поднимают машинально, потому что прибиты горем. Гонят скот. На телегах шебуршатся и визжат поросята. Из мешка вывалилась буханка хлеба.
— Эй, дядька! Хлеб потерял!
Поднимает и, не обтерев, бросает на телегу. Хотел я купить у этого, спрашивал и у многих других — ответ один: «Нейра» (нету). Женщины плачут.
Туман, дымно, сыро. Горят костры. В болоте тонул солдат-обозник с повозкой. Сам выкарабкался, а брошенная лошадь захлебнулась.
Перебранка с жителями из-за картошки, яблок. Хлеба нет четвертый день. Хочется есть, в животе уныло.
Бравый краснолицый казачий офицер проскакал на быстром, как огонь, коне. Кричит:
— Ребята! Немец прет назад, отступает! Не падай духом!
Никто ему не поверил.
— Глянь, какой сытый, разъелся… Не падай духом, — бурчит наш запасной, туляк Изотов.
А какой-то пехотинец, ни на кого не глядя, бросает многозначительные слова:
— В России людей много, надо их сгубить, чтобы…
А что — «чтобы», он не объясняет, но и без этого у всех растет небезопасная для таких порядков злоба.
Одно правда: у нас есть «господа офицеры», но нет полководцев. Потому такое отступление.
Убежавшие из плена говорят, что Волковышки забиты мирными беженцами, а немецкие солдаты все взламывают, всюду ищут, в погребах, в подвалах. «Мы с ними культурились, а они с нами свинячатся», — кто это сказал? Или, может быть, я сам придумал? Не знаю. Но все — скоты двуногие. Да здравствует война — уничтожение скотов скотами! Мы не люди, мы — быдло…
Сошел с ума пехотный капитан из нашего батарейного прикрытия. Стал ругаться самыми грязными словами, такими же словами бранить Бога, наносить себе раны. Его связали.
Нескончаемо прут обозы. У докторов и чиновников в руках револьверы: прокладывают, размахивая ими, дорогу своим многоценным подводам.
— Обоз, ну-ну, вперед! Проезжай, обоз! Пристрелю, если кто загородит дорогу! Артиллеристы, подайся в сторону.
Неожиданно вынырнул наш командир:
— Тут немцев нет. Почему в ваших руках я вижу револьвер?
Испуганный чиновник молча берет под козырек. Дедка на бабку, бабка на внучку, внучка на сучку…
Бежим все дальше на восток. Которые же это сутки? Четвертые или пятые? Не знаю, какой сегодня день.
