Другие лошади | страница 68



– Так что же ты выбираешь? – нетерпеливо перебивает ведьма.

– Пожалуй, плащаницу.

– Оставить плащаницу?

– Да, оставить.

– Тогда выброси пояс в окно.

Тут все-таки я поглубже задремал. И чердак превратился в купол какого-то старинного храма. Если внутри купола находиться. Взял я сверток. Досточка весов сразу в пол уткнулась. Подошел к проему… Не окно уже – так, доски выбиты, обломки в туман щерятся. Смотрю. А пояса-то у меня в руках и нет. Свертка то есть. И понимаю, что это сам я спрыгнуть должен. Прыгаю, лечу и чую, что ведьма меня обманула. Не было на весах плащаницы. Одна была реликвия. Я сам. И ту, дурак, получается, изничтожил…

Утро. Выходной, грозящий стать рядовым событием. Жарю яичницу. Масло подсолнечное, вредное, которое пахнет маслом. Кидаю на сковородку черные сухари, слегка зажариваю, убиваю пяток яиц.

В подвале сегодня тоже, в общем-то, подведение итогов. Я туда не полезу даже. Надо решетки снаружи прикрутить. Осталось два дня.

Быстро закончив работу, иду к писателю. Он избирает хитрую тактику и не открывает. Подкрадываюсь к окошку его кабинета. Прыгаю и машу рукой. Жалюзи-то, дурак, не закрыл. Он страшными жестами указывает на компьютер. Я методично и неумолимо стучу в окно. Он ломается минут через десять. Приоткрывает дверь. Цепочку, падла, натянул.

– Слушай… Ну как сказать…

– Так не так, а перетакивать не будем. Выходи. Смотри, что я тебе принес.

Он вздыхает и откидывает цепочку. На крыльце коробка.

– Не знаю, надо тебе или нет…

Вздыхаю и жестом предлагаю открыть прямо здесь.

Писатель тоже вздыхает, открывает и смотрит на меня как на полоумного… Точнее сказать, как на полоумного он смотрит на меня всегда, так что, пожалуй, он смотрит на меня как на олигофрена.

– На дне. Это не только пьеса Горького, но и в том смысле, что посмотри на дне.

Писатель наклоняется и смотрит. Он напряжен и не исключает возможности, что я его долбану по затылку.

– Фу ты… – устало улыбается он. – Приглашение?

– Послезавтра. Новоселье. Обязательно.

– Я… Я… У меня…

Смотрю на него со слезами в заскорузлых глазах.

Писатель вздыхает:

– Хорошо, приду…

Вечер был примечателен котлетами, тушенными в сметанном соусе. В качестве гарнира – гречка. Ночь прошла беспокойно. Какие-то пидарасы запускали петарды. Думал, война началась. И кабзды тогда моему плану.

Я так думаю: у каждого человека должен быть какой-то план. Иначе нельзя. У меня план есть. Завтра пойду в больницу…

Завтрак. Гречка с вечера, йогурт, сырок шоколадный, глазированный. Кофе молотый. Вчера молотый. Резвой трусцой двигаю в сторону больницы. Тут меня окрикивают. Брательник. Да только он серьезен и трезв.