Гретхен Крюгер. Лишь сейчас я вспоминаю о ней. Что шьет она, торопясь и под утро?
«Вицмундир для нового Наполеона», – снова помимо моей воли ухает во мне.
«Гретхен Крюгер шьет вицмундир для нового Наполеона», – подтверждает своим стуком дьявольская швейная машинка сверху.
«Пустяки, какие пустяки», – мысленно произношу я, пытаясь успокоиться.
Гретхен Крюгер тем временем не унимается. А часы уже, наверное, показывают пять. Не могу протянуть к ним руку. Я начинаю проникать в тайну предрассветного часа.
Новый Наполеон не простит мне того, что я слышу. Никто не должен знать про этот самый вицмундир. Вицмундир – тайна, недоступная человеку: кто шьет его, где шьет и зачем шьет. Почему же тогда я слышу звуки этой дьявольской машинки?
«Пустяки, – делает последнюю попытку вмешаться светлый голос внутри меня, – это Надежда. У кого-то должен родиться ребенок. Обычный ребенок. Пищащий сверток, который требует молока, нежности и заботы…»
Новый Наполеон был очень недоволен тем, что я узнал о нем и тем самым потревожил его покой. В наказание за это он лишил меня сна и заставил вечно лежать в темноте, слушая звуки швейной машинки Гретхен Крюгер…
6. Таня Элисон
Утром я проснулся в своей уютной холостяцкой берлоге от робкого, но методично повторяющегося звонка в дверь.
На пороге стояла женщина.
– Вы Гретхен Крюгер? – поинтересовался я, не в силах прогнать ночной кошмар.
– Нет, я Таня Элисон, – ответила она, тряхнув неестественно рыжей челкой.
Я вспомнил, что вчера у подъезда видел именно эту женщину, и пожал плечами:
– Что ж, входите.
Между прочими новостями я обратил внимание на свой внешний вид и отметил, что спал, не снимая обуви. Старею.
– Пойдемте на кухню… Не пугайтесь… У меня тут мамай воевал…
– Да ладно, – хрипловато буркнули сзади.
Я на всякий случай обернулся, но понял, что похмелье – это уже не хмель. Таня осталась Таней. Усевшись на табурет, она вытянула свои красивые ноги в садомазохистски кожаных сапогах и закурила. Сидела, курила и молчала. Таня и я рассматривали ее ноги.
– Красивые у тебя ноги, – обронил я и пошел к плите варить кофе.
– Ноги как ноги, – буркнула Таня Элисон.
– Ты его пациентка? – поинтересовался я, гремя туркой о плиту.
– Угу. Я его пациентка.
– И он тебя ко мне прислал.
– Нет. Я к тебе пришла сама.
– Зачем?
Таня Элисон задумалась, потом подошла к форточке и запулила хапчик в хмурое утреннее небо.
– Чтобы тебя спаси, – шепнула она вдогонку летящему хапчику.
– А зачем, Таня Элисон, тебе меня спасать?
