— Все в порядке, — слабый голос даже не пришлось изображать.
— Напугалась же я, госпожа, — упрек, что сквозил в словах служанки, был с оттенком облегчения. — Уже скоро дойдем, совсем немного осталось.
Она и вправду не солгала. Несколько витков лестницы, что я преодолела, опираясь на ее руку, — и мы оказались на верхнем этаже, практически под крышей башни. Темный коридор едва ли мог похвастать десятком дверей. Стены в отметинах сажи от чадящих факелов — это все, что я успела заметить, прежде чем оказалась внутри своей опочивальни. Или все же тюрьмы? Толстые стены, надёжные двери и прочные решетки определенно служили одной цели — безопасности. Вот только моей или от меня?
Служанка тут же начала хлопотать: нашла в недрах сундука чистую одежду для меня, расправила кровать. Когда я заикнулась о «помыться», Ульма лишь тихонько вздохнула и сообщила, что скоро все принесет.
Ее «принесет» меня слегка озадачило. По наивности полагала, что меня отведут куда-то вниз, где есть бочки с теплой водой.
Я осталась одна. На миг силы покинули меня, и я буквально упала на край расстеленной кровати. Он нее пахло затхлостью и плесенью, балдахин явно мог претендовать на звание «почетный пылесборник года», но тем не менее перина была мягкой, а постельное белье — чистым.
За окном послышался волчий вой, протяжный и обреченный. Сребророгий только-только народившийся месяц заглянул в стрельчатое окно. Его свет, чуть приглушенный пламенем трех свечей, лег сквозь решетку неровными узорами на пол.
От созерцания ажура, что соткал на полу месяц, меня оторвал звук ударившей о стену тяжелой двери. На пороге появились сразу несколько служанок. Две несли ведра с водой, от которой шел пар, Ульма же держала в руках корыто. Последнее было торжественно поставлено на пол посередине комнаты. В него тут же выплеснули ведро воды.
Я озадачилась способом помывки, но все оказалось просто: нужно было встать ногами в это самое корыто, затем присесть намылиться, смыть с себя пену и окатиться вторым ведром. Вот такая вот походная ванна. Единственное «но»: мне не дали это сделать в одиночестве. Не то, чтобы я сильно смущалась. В старых общежитиях (а пока я училась, комнату пришлось менять раза три) не было отдельных душевых, но все же…
Едва я сняла платье, как удостоилась слаженных охов: распухшая лодыжка меркла по сравнению с синюшным плечом, кучей синяков и ссадин по всему телу. Зря Ульма так переживала насчет отметин после обморока — на общем фоне они терялись.
