Но пока доблестный чародей оставался в неведении, а Ярика становилась к нему все ближе и ближе, меня начали терзать сомнения: а стоит ли вообще нам заезжать в эту Ошлу? Ведь если Йон опасался колдунишки из балки… Эту простую мысль я попыталась донести до блохастого, подлетев к нему и Броку на метле.
Поравнявшись с их повозкой я, сидя на своем летном транспорте, осторожно начала издалека: что шкура думает о политике сдерживания и толерантности в общем, до расовой нетерпимости чародеев к оборотням конкретно? Йон лишь покровительственно усмехнулся и заявил, что, как ни странно, в городе оборотню затеряться легче, чем в деревеньке, где все друг друга знают.
А в рыночной толпе пойди, отлови перевертыша. Ну маякнула твоя следилка на базарной площади, где яблоку негде упасть: «Нелюдь!»… Так не сыщешь же.
— Главное, вовремя от обозников отстать, чтобы не сдали… — так, что только я и услышала, произнес Йон, а потом уже громче добавил: — В городе и едой запасемся, и лошадьми разживемся… Нечего ноги-то сбивать.
Как перевертыш планировал «вовремя отстать» пришлось убеждаться на практике, когда вечером, в лучах заката, обоз подъехал к городским воротам. Ошла, хоть и не тягалась с побратимом — замком, но какую-никакую стену тоже имела. Правда та была высотой в два человеческих роста, но все же. Да и ворота скорее выполняли условно-пропускную функцию. Основной их целью было обогащение казны и личных кошелей стражи, которая накануне магических боев проявляла заметное служебное рвение.
Наш обоз остановился в очереди из точно таких же верениц. Я приготовилась ждать, когда Брок тихонько взял меня под локоток. Йон невозмутимо соскочил с повозки и как ни в чем небывало пошел прямиком к воротам, минуя очередь. Словно он даже не местный, что по три раза на дню выходит за городские ворота цветочки понюхать, а один из стражников — столь уверенный был у него вид.
Того, как мы тихо стекли с телеги, никто не заметил: одни таращились на столицу, вторые зевали от усталости, мечтая поскорее оказаться за сытным столом и в теплой постели. Зато оборотень бдел. Кого он выискивал, нет-нет да и хитро озираясь, я поняла лишь тогда, когда шкура походя умыкнул пса, что стоял рядом с телегой. Наклонился и не сбавляя шага притянул лохматого пегого кобеля, сграбастал подмышку. Причем тот даже не тявкнул.
Местный тузик до этого верил, что он боевой пес, и сторожил хозяйскую телегу, от которой на всю округу разносились визг, деловое похрюкивание, гусиный гогот и кудахтанье — видимо, крестьянин вез на ярмарку торговать живность. Но песий мир пошатнулся, когда его, как кутенка, сцапал матерый оборотень. Это ведь мы, люди, можем обмануться, а собаки — они старшего брата — перевертыша нутром чуют. И помалкивают.
