– Серьезно! – разнервничался я в своем рвении спасти человека. – Оказалось, что уровень счастья определяют совсем не достаток и не исходный талант, если так можно сказать. А довольство тем, что есть. А вот нереализованные амбиции – это губительно!
Пианист отвернулся к реке и молча сделал несколько глотков вина, в то время как мадам в красном платье снова колошматила по несчастному роялю.
– Это же банально до невероятности, – наконец выдал он. – В принципе само собой разумеется. Если ни к чему не стремишься, не будешь и разочарован. Чего тут такого особенного?
– Но все же вы задумались, – не сдавался я. – Значит, в вас эти нереализованные амбиции есть. И надо думать, что с ними делать, если вы не хотите постоянно ходить в плохом настроении.
– Ты что, начинающий психолог, что ли? – повернулся он снова ко мне.
– Да нет, – смутился я. – Просто так получилось, что я как раз сегодня об этом с кем-то говорил.
– Может, у тебя тогда есть и готовый рецепт по избавлению от амбиций? – спросил он с неким вызовом.
– Сжечь, – выпалил я, сам дивясь такому предложению. – Их надо просто сжигать.
– Сжечь? – выкатил глаза пианист. – То есть самому броситься в печку или как?
Воспоминание о горящем блокноте вернулось ко мне резкой болью, но я лихо отмел его.
– Нет, образно говоря, – пытался я изо всех сил сделать вид, что точно знаю, о чем говорю. – Взять символ… Ноты, например. И сжечь в камине. Или диплом… Нет, – заметил я ошалелый взгляд моего собеседника. – Диплом не надо. Он еще, глядишь, пригодится. Но ноты? Вполне!
– И ты действительно думаешь, что, если я сожгу ноты, скажем, того же Рахманинова, сразу плюну на многолетнюю кропотливую работу и отброшу амбиции? – усмехнулся пианист.
– Мне вот, кажется, помогло, – признался я. – Я сжег блокнот со своими стихами и теперь больше не пишу.
– И долго уже? – поднял он одну бровь.
– До… Довольно, – соврал я, отводя глаза.
Пианист подпер подбородок кулаком и легко побарабанил по столу длинными пальцами.
– Глупый ты, – сказал он вполне дружелюбно.
– Лучше быть глупым и счастливым, чем шибко умным и депрессивным, – парировал я.
– Не знаю…
– Не знаете? – удивился я. – Как можно хотеть быть несчастным?
– А может, в несчастье этом кроется какая-то правда, – устало пожал он плечами. – Может быть, оно более глубокое, чем легкое счастье. А за глубь надо чем-то платить…
Такой поворот мыслей мне был совершенно непонятен, и я уставился на него пустым взглядом.
– Не знаю, – вздохнул он, взял сложенную салфетку и отбросил ее на середину стола. – Вероятно, это просто самообман неудачника, и мне еще надо дорасти до безамбициозного счастливчика.
