Подошедший лысый официант с кислой миной налил бокал пианисту и уже хотел удалиться, как мой новый знакомый выхватил у него всю бутылку.
– Это можешь оставить, – бросил он в сторону, даже не подняв глаз, на что официант покраснел, пропыхтел что-то неразборчивое и унесся прочь, качая головой.
– А какая у меня очевидная удача? – поинтересовался я.
Пианист прищурился на меня поверх бокала и отпил большой глоток.
– Богатенькие родители? – предположил он.
– А-а, вы об этом…
– Мне просто не нравится, когда избалованные сопляки думают, что они выше и умнее всех прочих смертных.
– Послушайте, – рассердился я. – Во-первых, у меня не богатые родители, если вам так уж интересно, во-вторых, я никак не дал вам повода думать, что считаю себя лучше остальных, а в-третьих, у вас просто скверное настроение. И если вы собираетесь его и дальше выплескивать на меня, то я попрошу вас отсесть.
Пианист застыл, как разошедшийся школьник, которого отчитали. Надо сказать, что я и сам был удивлен своей уверенностью и красноречием.
– Да ладно тебе, – примирительно протянул он. – Погорячился, прости. Просто мне не понравилось, как ты настаивал на том, что я хорошо играл, и я сразу списал тебя.
– А что в этом плохого? – не понял я. – Вообще-то это был комплимент.
– Комплимент дурному вкусу, – фыркнул он, ловко разбалтывая вино в бокале. – То, что я играл, это фастфуд, понимаешь? Они тут преподносят этой так называемой элитной публике жратву класса люкс, а о слуховых рецепторах позаботиться не хотят. Не-ет, зачем? Уши можно спокойно забивать помоями.
– Ну, это вы все-таки чересчур, – смутился я. – Вполне приятная музыка была.
– Вот-вот, – поднял пианист бокал. – Вполне приятная! Гамбургер на вкус тоже ничего так.
– Хорошо, а какая музыка тогда соответствовала бы эксклюзивным блюдам?
– Ну-у, есть много хороших композиторов, – пожал он плечами. – Тут я никому не хочу навязывать своих предпочтений.
– А что сыграли бы вы сами?
Пианист задумался, смотря в золотисто-зеленоватое вино, и, наконец, судя по выражению лица, напряжение его начало спадать. Смягчившиеся черты оказались не просто точеными, а еще и объективно привлекательными.
– Рахманинова, наверное, – проговорил он. – Это чтоб взбодрить дремлющий народ. А потом можно и что-нибудь полегче. Но не эту вот лаунждребедень. А то у всех такой уровень сознания, что ничего более насыщенного они воспринимать не способны.
Я не знал, что такое лаунж, но спросить постеснялся. Судя по тому, что этим понятием он обозначил недавно им сыгранное, я умозаключил: так говорят о легкой, расслабляющей музыке, которую можно слышать и притом не слушать. О музыке, которая течет на заднем плане прозрачным ручейком.
