– Так точно, – похлопал меня по спине Барон, как прилежного ученика. – И если уж тебе интересна взаимосвязь, то динамичный мир никак не влияет на статичный, в то время как статичный на динамичный влияет очень сильно. Нет, он не просто влияет, он создает основу, без которой ничего и не было бы. И если опаздывающие на поезда и выносящие мусор люди о нем не задумываются, это вовсе не значит, что они свободны от его воздействия. Солнце, Адам, заходит за этой стеной и погружает мир во тьму. А холод и тьму все мы прекрасно ощущаем, даже если не видим стены. Поэтому я все же за то, чтобы быть в курсе происходящего, а не жить слепым кротом в своей норе.
Серое небо над нами все загустевало и уже приобретало оттенок, за которым можно было заподозрить не надвигающийся дождь, а близящуюся ночь. Мы затихли и молча шли вдоль светящихся заманчивых витрин. Но мне сейчас было не до плотских утех.
– А что там за стеной? – спросил я наконец. – Куда заходит солнце?
Барона прямо передернуло.
– За стеной? За стеной?! – воскликнул он грозно и даже слегка замахнулся на меня тростью. – Что еще может быть за стеной? Ничего, конечно! Что это за глупые вопросы?!
Я в растерянности отпрянул, хотя понимал, что Барон вряд ли отлупит меня посреди Амстердама.
– Но вы же сами сказали, что солнце заходит за…
– Это ведь образ, черт подери! – пристукнул Барон тростью по мостовой, и я обрадовался, что не по моей ноге. – Надо же было на скорую руку подыграть твоему поэтическому воображению!
Слово «поэтическому» в его устах прозвучало как оскорбление.
– То есть стена – это самоцель? – рискнул я задать очередной вопрос. – Наша цель – это раствориться в стене? Слиться с ней?
– О, боже, – закатил глаза Барон. – Зря я из тебя выгонял поэзию, теперь, вижу, ты стал философом. Слиться со стеной… А чего ты, собственно, хочешь? Бегать со всеми остальными и страдать?
– Ну, страдать я, конечно, не очень хочу, – пожал я плечами, выкинул чашку в урну и сунул руки в карманы пальто, пряча их от расплывающегося по воздуху льда. – А вы, Барон. Чего, собственно, хотите вы?
– Ты совсем обнаглел? – удивился Барон.
– Да нет, – немного испугался я. – Мне действительно интересно…
– Ну уж точно я не хочу барахтаться в этом грязном, так называемом динамичном мире, – резко перебил меня Барон. – Он мне неинтересен, понимаешь? Пока он настолько несовершенен, он мне не интересен. Слишком много тут падшего, уродливого и… нелогичного. Нет красоты! Красота бывает только в экспериментах, если уж мы говорим о физике. Но ты же, надеюсь, понимаешь, что экспериментальная физика не изучает этот мир во всей его целостности?
