Один модный пачкун, паразит русского патриотизма, слегка пожурил вольного художника:
— Ты потерял доверие круга. Поступил безнравственно.
Ответ был резкий:
— Все круги заколдованы. Безнравственно говорить по указке или молчать, когда можно сказать правду. А голоса должны раздаваться.
Другой модный пачкун, холуй международного либерализма, шепнул заглазно:
— Они от него отказались.
Этот многозначительный шепоток вольный художник встретил равнодушно. Его задело другое. Выступление на съезде сочли его личным поступком, и все дела. Пресса замолчала его. Хотя его имя стало реже мелькать в печати, оно всё же прорывалось, ибо злоба врагов была слишком сильна, чтоб сдержаться. А талант, как огонь, под полой не спрячешь. Благоразумные знакомые предупреждали:
— Твой телефон прослушивается.
— Кому я нужен! — усмехался он.
— У тебя бывает много людей. Будь осторожен.
— Я говорю, что думаю, — отвечал он. А думал он по-русски. Это не значит, что он думал как праведник. Русские думки — тёмные думки.
Да, у него бывали разные люди. Как-то явился неизвестный человек с портфелем, представившись от имени одного общего знакомого. Общий знакомый, завзятый болтун и пустая голова, мало что значил, а его представительство ещё меньше. Вольный художник поколебался.
— Ладно, проходите.
Гость прошёл, сел и поставил портфель себе на колени. Хозяин мельком взглянул на портфель. «Похоже, там бутылка или записывающее устройство». По бегающим глазам определил: мелкий бес. Гость не знал, с чего начать, и решил поразить воображение хозяина.
— Гм! А вы знаете, что у нас матриархат?
«Каждый сходит с ума по-своему», — заметил про себя хозяин, а вслух сказал:
— Давно знаю. За женщиной остаётся выбор в главном. Она ведь выбирает мужчину, а не наоборот. А вы женаты?
— Д-да, — замялся гость. Его явно томило другое. В конце общего пустого разговора выяснилось, зачем он пожаловал.
— Гм, гм, вы известный человек. Вы встречаетесь с разными людьми. Скажите, есть среди них толковые, с русской идеей? Я хотел бы с ними познакомиться.
— Таких в упор не видно. Люди всё больше глупые. О матриархате знают понаслышке.
Посетитель понял, что пора уходить, и след его простыл. Хозяин уже думал о другом.][1] Он жил наверняка. Но штуки случались.
Однажды он прилетел в Туву, где в городе на крутом берегу Енисея стоит памятный знак: центр Азии. Туда его привели здешние люди, новые знакомые. Он посмотрел на каменный знак и повторил, чтобы удостовериться окончательно:
