Я потрогал дверь: заперта, но язык замка держится слабо, и она слегка отходит. Хватит сильного удара плечом, чтобы вышибить дверь. Меня охватило дурное предчувствие, и я напрягся, как сжатая пружина, — это было самое худшее, что я сделал, лучше бы я расслабился и уснул, и ничего бы не случилось.
Я разделся, лёг в постель, погасил настольную лампу и закрыл глаза, попытался уснуть. Не удалось. Мне стали являться сонные смутные видения. В воздухе завивались и таяли бледные волокна. Я открыл глаза: видения исчезли. Закрыл глаза: видения возвратились. Они обрели цвет, очертания и связность. В моём мозгу как бы раскручивалось цветное кино. Пёстрый восточный быт, бубны, и пляски, и кровавые стычки, а люди — арабы не арабы, а как бы наши черкесы тридцатых годов. Бедный я человек, если в моём мозгу крутится такой примитив! Даже запоминать не стоит. Но тут что-то стало меня отвлекать извне. Я открыл глаза и прислушался. В соседнем номере раздавались сухие равномерные стуки. Такие стуки могли исходить только от мёртвого тела: двери, оконной рамы или форточки. Вот стуки прекратились. В соседнем номере ни звука. Мёртвая тишина. Хотя там не было ни души, меня пробрало странное ощущение — мне показалось, что кто-то тихо приблизился к смежной двери, нагнулся и наблюдает за мной в замочную скважину. Я включил свет, повернул лицо и направил взгляд прямо в замочную скважину — она находилась на расстоянии двух шагов, как раз на уровне моего лежащего лица. Скважина была пуста. За дверью никого не было. Я погасил свет, закурил и размышлял, что это такое было? И снова услышал дробные звуки. Там что-то дёргалось и стучало. Я встал, осторожно потрогал дверь: всё так же заперта. Я зажёг спичку и поднёс её к замочной скважине: пламя спички слегка заколебалось. Тогда я нагнулся и поднёс горящую спичку к полу: пламя спички тотчас вытянулось вдоль пола, затрепетало и погасло. Теперь ясно: сквозняк. Айсберги слишком близко подошли к Ирландии, вызвали ненастье, и вот сквозняк погасил мою спичку. От сквозняка что-то дёргается и стучит. Ум дурак, ему всё понятно, только не сердцу. Моё сердце отзывалось не на строгие доводы ума, а на стуки неизвестного происхождения. Как только они раздавались, я слышал стук собственного сердца. Наверное, это дёргалась и стучала жилка на левом виске. Мне казалось, дёргались и стучали даже мысли, они ведь были так расстроены. Меня удерживал на месте остаток здравого смысла, не то бы я вскочил и вышиб дверь, дабы увидеть собственными глазами, что происходит в соседнем номере. Я был весь слух, но одного слуха недостаточно, чтобы объяснить происходящее. Я не настройщик, который по фальшивому звуку угадывает, что и где расстроено в музыкальном инструменте. Я также не знаток городских сквозняков и ничего не смыслю в аэродинамике. Но что бы это могло быть? Мысль о коридорном сквозняке я отмёл. Многоколенчатая коридорная система загасила бы любое завихрение воздуха. Но откуда такая сильная тяга в гостиничном лабиринте? Ну, ладно, разбилось стекло, и стучит пустая оконная рама. Форточка слишком высока для того, чтобы дуло под дверью. Но оконная рама не может издавать такие дробные мерные звуки, она бы хлопала большими ударами. Возможно, раму что-то сдерживает — шкаф, например. Однако что же делать?
