– Наблюдал за тобой из-за книги. «Битва за розу», слыхала про такую.
Оглядываюсь, все застыли: Фил судорожно глотает и жмёт кулаки, дед бледен, эти, с пушками, вообще как истуканы. Даже пёс замер у ног, голову на лапы и ворчит тихо. Недовольный ещё.
Но по сути мы одни с прилизанным.
– Мне говорили про эту книгу. Я оттуда.
– Так и есть, поэтому ты должна пойти с нами, детка. И лучше сама, тогда они все, – он обводит рукой комнату, – выживут. Идём, хочу показать тебе, что битва за розу уже началась.
Достаёт руку из кармана, тянет мне, тонкая у него рука, почти с мою.
– Прости, Фил, – говорю. – Не волнуйся. Машу тебе скоро верну, вот зуб.
Он выдавливает лыбу, но потлив и напуган.
– И вы простите, дедушка, – кланяюсь. Баба Кора учила, что старшим кланяться следует, тогда они добреют. Дед смахивает слезу. – Манны потолочной, – показываю палец вверх, – лучше нет.
Наклоняюсь к Дружку, обнимаю морду:
– Ты жди, ещё приду, будем бегать.
Он, умница, смотрит так, будто обещание проглотил и поверил. А я отворачиваюсь, шмыгаю.
Встаю быстро, аж кидает вбок, иду к тощему, беру руку.
Битва моя.
И роза моя тоже.
Нельзя втаскивать других.
Уходим за руку с белым. И чёрные за нами.
Фил, дурында, орёт вслед:
– Мы придём за тобой, Маша, обязательно придём!
За ней – да, не за мной.
А Дружок скулит совсем по-тотошкински, но я знаю: верит, что вернусь.
Обещала ведь…
Глава 8. Не утонуть!
…тянет на дно.
И уже вместо радости – страх, паника. Барахтаюсь, рвусь вверх. Но сила там, внизу, побеждает: когтистые лапы хватают за щиколотки, водоросли оплетают горло. Задыхаюсь, бьюсь… и распахиваю глаза.
Надо мной скалится зверь. Не следа миловидности. Глаза – красные, злющие, зубы – иглы и длинные. Шерсть вся дыбом. Лапами упирается в плечи, давит в пол.
А комната – и впрямь под водой: по стенам и потолку – разводы зелени. Будто всё ещё смотрю сквозь толщу воды. Призрачное зеленоватое свечение – прямо перед лицом. Словно окунаюсь в него.
Мой кулон, соображаю. Поднимаю руку, чтобы проверить. Но стоит только двинуться – зверь щерится. Его рык расходится волнами леденящего ужаса по телу. Лишает воли и движений.
Лежу куклой, боюсь моргнуть.
Острая морда опускается к горлу, зубы-иглы кусают кристалл. И он… кричит. Крик глушит меня, пронзает острой, яркой болью, подбрасывает над ковром. Переворачиваюсь в воздухе, шлёпаюсь на четвереньки. Теперь нос к носу со зверем. Он дыбит шерсть на загривке. Роли сменились: ему страшно. Чую страх, пью страх, наполняюсь страхом до краёв. А потом – он выплёскивается из меня.
