Натягиваю, сначала немного путалась, потом поняла. И всё налезло. Чудесно. Тут ещё кроме дверц – гляделка. Я в ней полностью. Ух, хороша. Прям по всем изгибам и выпуклостям.
Зову Фила снова.
Он входит с тряпкой, какой-то запаренный и злой.
– Эй, ты зачем Машино вечернее платье натянула? – хмурится.
– А чё, – кручусь, подбоченившись, – разве мне плохо?
– Хорошо, но такое надевают по особым случаям.
– А разве у нас не особый сёдня?
– Эх… Хорошо… Пусть по-твоему. Только аккуратно смотри! Я сейчас тряпку кину, а ты на кухню подходи – по коридору и направо.
– А к тебе в комнату можно? Зачем какая-то кухня?
– Ну иди ко мне, хорошо. Всё равно поговорить надо.
Радостно киваю и иду. Переступаю порог и замираю. У Фила не одна книга! Множество! Везде лежат. Невероятно!
Подхожу навесу на стене, там они в ряд. Трогаю одну. Она светлая – белая с уходом в голубизну. А посередине – огненный цветок. Красивый. Затягивающий. А ещё на глаз похоже – жёлтый, неправильный. Видела когда-то глаза такие, а у кого – не вспомню. И зовут книгу длинно и красиво так: «Веб-аналитика 2.0. на практике». Наверное, эта совсем божественная.
Держу осторожно. Сажусь так, чтоб аккуратно на коленях уложить. Глажу обложку.
Фил заходит и садится напротив. В сидуху-крутилку. Чёрную, со спинкой. И тогда только замечаю, что рядом горит окно, а в нём буквы. И рисунки. И знаки всякие.
– Что это? – киваю на свечение.
– Компьютер. Такая машина. Очень умная.
– А, здорово! – прижимаю книгу к себе. – Откуда у тебя столько книг.
Он лыбится:
– Это мало ещё. Вот у моего учителя – вот там книжное раздолье.
– Но откуда? Книга же одна – Божественная.
– Ты имеешь в виду Библию?
И смотрит странно так, будто я чушь сморозила.
– Неа, ту, которая у Данте.
– А, «Божественная комедия» Данте Алигье?ри?
– Да, но почему ты говоришь «комедия»? Вроде комедия, это когда смешно, а там же не смешно ничуть. Волнительно только и высоко. Потому что книга Божественная! Вот. – Глаза прикрываю и говорю: «Любовь, забыть которую нет сил //Тому из нас, кто истинно любил» Прям про тебя и Машу. Там про всех. Много и не всё понятно.
Фил прифигел весь, зеньками лупает.
– Невероятно! – говорит. – Мир, где главная книга, – творение Данте! Такой мир должен быть полон красоты и стихов.
Мотаю головой.
– Красота умерла. Где-то полтора столетия назад. Даже падшие знают. А стихов нет, потому что они наслаждение, а оно – непристойно.
– Да-да, – кивает он, покачиваясь в крутилке, – прочёл уже. Твой мир удивил.
