Мы заходили в некоторые комнаты, а там были штуки, приборы, они гудели, мигали, парили. На них было много круглых ништячков со стрелками и делениями. Эти стрелки метались. Было жутко интересно. Приборы соединяли трубы и провода. Местные, что тут бегали туда-сюда как тараканы, звали это всё «утробой» и «кишками». Гек, один из работников, – рыжий, в синем комбинезоне, добрый и возился с нами, – как-то сказал, что «утроба» питает Огород. И с тех пор Пак как помешался. Всё хотел тот Огород увидеть. Поджучивал нас, чтобы мы помогали всяко, и тогда Гек нам расскажет. И мы стали помогать. Много нам не разрешали. Ну а Пак – недаром умный! – выманил-таки, где тот Огород. И мы полезли.
Вёл он нас коридорами, а потом – мы забрались в какой-то колодец, для проветривания, и ползли там на четвереньках, а потом по лестницам, вверх-вниз, мы с Ультой чуть не гробанулись пару раз, Вер и Пак рыкали на нас: слабачки! девчонки!
Но до Огорода мы долезли, увидели и офигели по полной.
Огород был бесконечен. Не углядишь потолка и пола. И там кругом висели прозрачные пузыри, в них – блестящая жидкость, в которой плаваем мы. Бесконечные версии нас пяти. Много тысяч Эды. Её не убьёшь!
Пак сказал тогда:
– Только теперь понял: там, в яме, тоже были только мы. Версии. Только нам было не до того, чтобы узнавать. Да и грязные все.
– Точно, – поддержал его Вер. Ульта жалась к нему, и глаза у неё – как плошки, перепуганные.
Только я бесилась молча: больше ни у одной меня не было ярких волос. Остальные – бледня бледнёй, не хочу такой быть!
– Это неправильно, – Пак повёл рукой. – Нужно уничтожит это к чертям!
Согласились все. И больше в комнаты не вернулись.
Пак повёл нас, и мы вышли в подземелья. Нас не искали. У них были другие. А мы учились выживать и видеть в темноте. Добывать свет и пищу. Мы росли, менялись, совокуплялись. Делали одежду из шкур зерножорок.
Однажды мы нашли землетварь. Сравнительно мелкую и больную. Она сдыхала без воды. Дали воды – вычухалась. Но уходить не стала. И Пак начал натаскивать её.
Она, поди, чувствовала в нём розу. Потому и льнула. И хоть моя роза была сильнее, самой сильной, ко мне землетварь не шла. Дичила и ненавидела.
Мы не считали ни дни, ни месяцы, ни годы. Просто жили, но землетварь за это время ого-го как вымахала! А ещё – научилась звать своих. Наверное, с Паком переобщалась и стала пипец какой умной, ага. Главной.
В общем, Пак собрал стаю землетварей. Мы залезли на них и ринулись напрямик. Они седьмой чуйкой знали, куда идти, и неслись, загребая. Они сравняли и Огород, перемолов Зародыши, и сами коридоры белых. Белые пытались палить из каких-то пукалок, но землетварям то, что мёртвому – припарка. Только синих, рабочих, было жалко. И ещё приборы с круглыми ништяками. Они взрывались, обдавали землетварей жаром и паром. Те орали, но шли дальше, вперёд. И вынесли нас к солнцу.
