Было ли это предчувствием? Я купила этот велосипед за три дня до объявления войны. Мы знали, что война неизбежна, но никто, а я тем более, не знал ни дня, ни часа ее начала, так что в этой покупке не было никакого расчета. Я просто скопила за несколько лет небольшую сумму денег. Это был женский велосипед, с косой рамой, зеленого цвета, моего любимого. Цвета надежды. В добавок к велосипеду я купила два запасных колеса. В обычное время в них не было надобности, но избыток предосторожности оказался очень полезен. С приходом немцев я спрятала колеса в погребе, чтобы их не реквизировали. Велосипед тоже нуждался в защите. Немцы всегда старались отобрать их, иногда для личного пользования, но в первую очередь, чтобы помешать французам ими пользоваться, или попросту убежать.
— Вы должны заявить о наличии у вас велосипеда, — сказал мне однажды солдат.
— Зачем? Вы же видите, я им пользуюсь каждый день. Он мне необходим, чтобы посещать занятия.
— Но вы же знаете, что находитесь на демаркационной линии.
— Ну и что?
— Значит, Вы можете им воспользоваться, чтобы драпануть. Я правильно сказал по-французски «драпануть»?
Меня задела его грубость.
— Где вы взяли это слово? Это арго.
— Что такое «арго»?
— Это слова, которые не употребляют хорошо воспитанные люди.
Он не настаивал. В дальнейшем никто не беспокоился по поводу моего велосипеда. Мне надо было вести себя похитрее, поосторожнее с прицепом. Война вызвала к жизни прицепы. Ближайшие магазины опустели, тракторы и лошади реквизированы, бензин нормирован. Все это сделало прицеп необходимостью. Наш болтался в глубине подвала. Несколько взмахов тряпкой, чтобы стереть пыль, и вот он уже привязан к моему с иголочки новому велосипеду. Пока речь шла только о том, чтобы подвезти масла или ветчины из Шовиньи, никаких проблем не возникало, но письма, посылки? Мастерица на все руки, я сделала двойное дно с помощью дощечек, тщательно выпиленных и закрепленных на глубине десяти сантиметров. Я выбрала старые досочки, чтобы избежать всякой новизны в устройстве. Снаружи невооруженным глазом невозможно было увидеть и догадаться о разнице в высоте прицепа.
Вот таким образом большое количество писем, документов и посылок и даже крупные суммы денег пересекали демаркационную линию долгие, долгие месяцы. На пограничном посту на мой груз солдаты, как правило, бросали беглый взгляд, хотя и не всегда, поскольку испытывали ко мне симпатию. Но не следовало дразнить гусей. Я прибегла к хитрости. Я знала, что немцы маниакально любят чистоту. Войдя в комнату, они начинали принюхиваться. Малейший неприятный запах, любая небрежность их раздражали. Я нарочно оставляла в прицепе грязные вещи: одежду, жирную бумагу, протухающие остатки пищи. Это зрелище вызывало у них отвращение, и они не обыскивали меня, стремясь, чтобы я поскорее от них удалилась. Те из них, кто за первые пять недель начали меня узнавать, говорили: «Мадмуазель Маити, как можно быть такой неряхой!»
