Архитектурный конкурс на лучший проект новой резиденции был в полном разгаре. Его председателем был герцог Глостерский. Через три недели после нашего прибытия в посольстве был выставлен «список» лучших проектов, отобранных для конкурса. Большинство из них не подходило или для выполнения служебных функций помещения, или как сооружение, не вписывающееся в архитектурный облик Москвы. Архитекторы — члены жюри были сторонниками проекта, напоминавшего ангар для «цеппелинов» 1930-х годов. Когда мы запротестовали, нам было сказано, что мы недостаточно квалифицированы, чтобы судить. Нам же очень нравился дизайн в неоклассическом стиле Джулиана Бикнелла, который был создан с таким расчетом, чтобы соответствовать московскому стилю и успешно функционировать в качестве роскошного отеля с рестораном, концертного зала и зала для заседаний — для чего, собственно, и предназначается посольская резиденция. Джилл провела целую ночь, сочиняя меморандум для герцога, объясняя практические преимущества дизайна Джулиана Бикнелла. Два архитектора в жюри проголосовали против, но герцог использовал свое право решающего голоса и высказался «за». Архитектурная пресса в Англии единодушно осудила его выбор на том основании, что новое здание «не является символом британской архитектуры в центре Москвы». А один комментатор кисло признал, что победивший проект вполне подходящее место, откуда посол и его супруга смогли бы исполнять свои функции. Но сам он, видимо, считал это еще одним критическим замечанием.
Между тем, мы были не одни в борьбе за то, чтобы сохранить за собой прежнее здание. Леонид Замятин, советский посол в Лондоне, тоже хотел сохранить свою большую официальную резиденцию в Кенсингтон Палас Гарденс и считал, что надо договориться. А профессор Арбатов, влиятельный старый директор Института США и Канады, доказывал, что страхи КГБ абсурдны. Во-первых, говорил он, при современной технологии англичане могут подслушивать что происходит в Кремле из любой точки в городе, а во-вторых, ничто из того, что происходит в Кремле, не стоит того, чтобы это подслушивать.
Окончательную победу одержала миссис Тэтчер. «Одним из немногих пунктов, по которым Форин Оффис и я сходились во взглядах, — говорила она позже, — была необходимость для английского посольства выглядеть архитектурно внушительно и располагать хорошими картинами и мебелью». Или, как она заметила в разговоре со мной: «Ради престижа никакой цены не жалко!». Она отклонила попытки чиновников Уайтхолла продемонстрировать, что в казне нет денег. Она постоянно теребила Горбачева. И в июне 1990 года, во время официального обеда, предприняла последнюю атаку. Горбачев повернулся к Шеварднадзе, своему министру иностранных дел, который нехотя признал, что у него нет серьезных возражений. Чиновники советского министерства иностранных дел, находившиеся снаружи, запротестовали, когда я сообщил им о происшедшем. «Может быть, вы думаете, что Президент Советского Союза и премьер-министр Великобритании только что совершили ошибку?» — спросил я. «Нет, нет, конечно, нет», — хором возразили они. Выцарапать потерянное обратно они попытались позже, но сделка была заключена.
