От псов ножиком отбился.
Пришел ночью к назначенному пункту. Лейтенант ничего, не сердится, только дрессировщиком обозвал.
Получил задание. Штаб у немцев в населенном пункте расположен. Нужно мне выяснить, что к чему.
Смеркалось, когда я к огородам дополз. В кустах сирени залег. Веду наблюдение. Выходит из избы немец и прямо к кусту, будто указание имеет, что мы тут.
Замерз я сердцем, но ничего, держусь. Немец за куст зашел, повернулся спиной и сел по нужде. «Ах, ты, — думаю, — гадость какая!» И очень мне была охота ножом его пырнуть. Но нельзя. Не имею права задание портить.
Чего смеетесь? Ничего тут смешного нет. Если вас одна глупость интересует, то я могу совсем воздержаться рассказывать.
После во дворе старший ефрейтор наряды в караулы назначал. Охрана сильная. Чего им на своем собачьем языке говорил, наставлял, я, конечно, понять не мог. И отсюда делаю себе замечание. Если полсотни немецких слов наизусть выучить, голова от этого не распухнет, а польза для разведчика основательная. А то был я, как чурка с глазами, даже сейчас вспоминаю — совестно.
Установил: штаб тронуть ввиду сильной охраны не придется, но вот пункт сбора донесений немцы на околице в блиндаже устроили. Для того они на отшибе обосновались, чтоб лишнего движения в расположении не было.
Вернулся, доложил лейтенанту. И сделал свое замечание о пункте сбора донесений.
Только брезжить начало, пошли.
Мне лейтенант часы показал и велел: как стрелке без четверти подойти, резать связь. Задание крохотное.
Но тут обмишурился я. Неосторожность допустил. Разбил часы о камень или о железо, только стали они. Меня в жар и холод. Но я себя в руки забрал. Начал считать про себя. До шестьдесят сочту, делаю отметку. Так лежал и считал. В глазах темнело, по телу мурашки. «Вот, — думаю, — собьюсь». А от этого еще больше сомнение.
Досчитал положенное. Чиркнул ножом провод. И прямо к околице, где пункт сбора донесений.
Но там уже порядок.
Ребята обер-фенриха с головой в шинель завернули и на руках несут, словно утопленника. Остальные фрицы уже ноги вытянули.
Красивая картина!
У товарища лейтенанта полная канцелярия в мешке.
Ушли в лес. Настроение у всех приятное, торжественное. Между прочим, я уже налегке. Тол немцам на шоссе оставил для личного употребления.
Говорю Зое:
— Разрешите? Такой сундук за собой таскать беспокойно.
— Не беспокойтесь, — говорит.
Если б мне мое звание позволило, я б, конечно, приказал. А так — ничего не поделаешь. Иду, хромаю. Псы мне ногу пожевали все-таки.
