Адъютант не сводил глаз с исписанных мною листов. Я сунул их в стопку прочих бумаг.
— Могу я чем-нибудь вам помочь, господин комендант?
— Нет, благодарю.
— Может быть, нужно что-то перепечатать?
— Нет, спасибо, Йозеф, — сказал я, остановив его руку, потянувшуюся к стопке бумаг. — Можете идти.
— Я буду у себя. Вызовите меня, когда будет готов ответ на письмо.
— Спасибо, Йозеф.
— Извините, что помешал вам, господин комендант.
Я кивнул.
— Впредь я буду стучать.
— Хорошо.
— Следует ли мне дожидаться вашего разрешения, прежде чем…
— Да, да. Вы свободны.
Адъютант отдал мне честь. Я взял в руки письмо и сделал вид, что читаю, пока за Йозефом не закрылась дверь. Мне постоянно мешали сосредоточиться — если не дела и проблемы, связанные с лагерной рутиной, то Марта или дети. Частенько я вставал среди ночи — только затем, чтобы побыть наедине с собой, отвлечься от бесконечных проблем, вопросов и требований. Как только адъютант закрыл за собой дверь, я вернулся к прерванному занятию.
После ужина Ильзе разложила меня на коленях какие-то бумажные фигурки.
— Посмотри, папа, — сказала она. — Мама сделала мне куколок из бумаги.
— Замечательно.
— Кукол-мальчиков и кукол-девочек, — продолжала Ильзе.
Она просунула их под газету, которую я читал, чтобы я мог их рассмотреть. Я улыбнулся.
— Да, в самом деле, куклы замечательные.
— Они могут играть с моими настоящими куклами, хотя и сделаны из бумаги.
— Я очень рад, Ильзе. А теперь дай мне дочитать газету.
Марта велела Ильзе отодвинуться от огня, и девочка расположилась у моих ног.
— Скоро пойдешь спать, — сказала Марта, — а пока пожелай братику спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Ганс.
Марта поднесла Ганса ко мне.
— Ты тоже пожелай Гансу спокойной ночи, папочка.
— Спокойной ночи, Ганс.
— Спокойной ночи, папочка, — сказала Марта за Ганса.
Влажный ротик малыша коснулся моей щеки, после чего Марта унесла его наверх. Прижавшись спиной к моим ногам, Ильзе разделила своих кукол на две группы. Я отпил кофе из чашки и перевернул газетную страницу.
Матерчатая кукла оттолкнула в сторону одну из бумажных куколок.
— Прочь с дороги, гадкий еврей! — крикнула Ильзе низким голосом.
Бумажные фигурки попадали к моим ногам. Потом они стали карабкаться по моим туфлям, но тотчас же соскальзывали вниз. Матерчатые куклы, выстроенные в шеренгу возле кресла, тоже переместились поближе к моим ногам.
— У нас неприятность, — отчеканила Ильзе, подражая мужскому голосу. — Что произошло? Побег. Сколько их? Двое или трое. Как им удалось бежать? Они перерезали проволоку. Возьмите собак! Слушаюсь.
