Марта по-прежнему растирала руку.
— Я ненавижу тебя, Макс. Ненавижу!
Она взбежала вверх по лестнице и захлопнула за собой дверь спальни. Дети продолжали судорожно всхлипывать.
— Ильзе, Ганс, — взмолился я. — Пожалуйста, перестаньте.
Они принялись реветь пуще прежнего.
Та, к кому ревновала меня Марта, никогда не плакала. Ни разу за все годы я не видел ее плачущей. Она никогда не выказывала слабости. Ничто не могло ее сломить. Не всякая женщина способна так держаться. И даже не всякий мужчина. Я смотрел на хнычущего юношу, который протягивал мне какую-то бумагу. Он стоял рядом с ней. С тех пор как я увидел ее в первый раз, не прошло и часу, но родителей ее нигде поблизости не было видно. И никаких документов у нее тоже не было. Хнычущий юноша стоял рядом с ней. И пытался всучить мне какую-то бумагу.
— Это охранное свидетельство, — тараторил он. — Оно доказывает, что я ценный специалист.
— Я умею читать, — сказал я, отстраняя его руку дубинкой.
— Я нужен стране. Я — инженер.
— Ты — еврей, — сказал я, не желая пускаться в дальнейшие разговоры.
Бумажка выскользнула у него из рук и закружила над толпой. Я повернулся к девушке. Позади нее в закрытых товарных вагонах другие нужные стране специалисты барабанили кулаками в деревянную дверь. Она смотрела на меня в упор, не мигая, с совершенным безразличием. Сдерживая рвущихся с поводков собак, охранники сгоняли вновь прибывших в конец платформы, где их ждал врач. Прожектора сновали взад-вперед над толпой, вычерчивая в темноте геометрические фигуры. Из товарных вагонов по-прежнему доносился стук кулаков и башмаков. Я коснулся лица девушки.
— Ты не похожа на еврейку, — сказал я, хотя поблизости не было переводчика.
Стук не прекращался. В дверь колотили с такой силой, что каждый удар отдавался у меня в голове. Я открыл глаза и сунул руку под подушку за пистолетом. Была ночь, но стук в дверь становился все громче и громче. Не зажигая свет, я натянул брюки и осторожно подкрался к двери. В освещенном коридоре стоял тот самый молодой человек, который привязался ко мне в ресторане.
— Открывайте, фон Вальтер, иначе ваши соседи по этажу узнают правду о вас.
Я прильнул к двери.
— Что ж, я могу говорить и отсюда, фон Вальтер!
Я сунул пистолет за пояс сзади и отворил дверь.
— Зажгите свет! — потребовал молодой человек.
Я повиновался. Прежде чем войти, он опасливо заглянул в комнату, затем, когда я закрыл дверь, снова огляделся по сторонам. Он был невероятно тощ и почти беспрерывно кашлял. А лихорадочный блеск глаз и бледность кожи со всей очевидностью свидетельствовали о больных легких.
