Винокур был серьезен, бледен и, как всегда, подтянут и доброжелателен.
Когда он ушел, девушка-секретарь сказала:
— Кажется, все. Сейчас доложу о вас.
У Рондлина замерло сердце, он поперхнулся и опять что-то пробормотал.
Она скрылась за дверью кабинета и задержалась там дольше, чем тогда, когда по-домашнему вносила вазу с яблоками.
— Товарищ Рондлин, — произнесла она, появившись, каким-то другим, холодным и бесстрастным голосом, — вашими вопросами занимается товарищ, — она назвала фамилию улыбчивого молодого человека, — спуститесь вниз, его кабинет первый налево от лестницы.
Рондлин вышел и поймал себя на том, что он, как и те директора, почему-то втянул голову в плечи.
Дверь в кабинет молодого человека была полуоткрыта. Его там не было. Но вскоре он появился, стремительный, жизнерадостный и улыбчивый.
Обхватив Рондлина за плечи и не закрывая двери, усадил его в кресло напротив себя и, улыбнувшись, дружески сказал:
— Я вас внимательно слушаю.
Строго продуманный порядок беседы спутался, и Рондлин неожиданно для себя начал так:
— Это очень хорошо и правильно, что вы переименовали Слуцкую улицу в Дзержинскую. Это правильно. Потому что на Слуцкой улице, на углу, была синагога Аврома Юдула, а теперь в ней стал клуб НКВД.
На лице молодого человека появилась какая-то легкая тень.
Рондлин уловил ее и перешел к своей идее:
— Я хочу предложить: к Великому Празднику двадцатилетия Октябрьской революции в центре Бобруйска на здании гортеатра, на крыше, которая над входом в фойе, сделать грандиозную полуфигуру товарища Сталина в виде рулевого на корабле. Он будет обеими руками держать корабельный руль и смотреть вдаль. Вот как это будет выглядеть.
Рондлин раскрыл альбом и протянул его молодому человеку.
Наконец-то посторонний глаз увидел его продуманный и выстраданный замысел.
— Это прекрасно! — не произнес, а радостно воскликнул молодой человек.
Его решительной и не лишенной воображения натуре достаточно было
одного взгляда, чтобы представить, как это все будет выглядеть на деле. Он даже привстал и пожал руку Рондлину
И тут Рондлина прорвало. Он скороговоркой рассказал о том, что нельзя писать портреты Маркса там, где делают гробы, и что совершенно нельзя делать надгробия и памятники на улице имени Карла Маркса, и что совершенно неправильно называть Коммунистической зачуханную, всю в ухабах и покосившихся заборах Демидовскую улицу, по которой только и разъезжают одни ассенизаторы...
— Товарищ Рондлин! — прервал его молодой человек и, быстро встав, подошел к двери и плотно закрыл ее.
