Нет, она все равно, только нажми на нее, разъезжается, и бесполезно торчит из правой половины массивный язык замка.
Какая непрочная дверь... Какая шаткая... Но она же крепкая, двустворчатая, филенчатая, старинная...
...А в комнатах почти темно. Понятно. Это ведь ставни закрыты, и свет только сквозь щели в них проникает. Теплый свет. Не зимний. Да, это, наверно, лето. Я ведь легко одет, и мне не холодно.
Что же делать с дверью, как же уйти, если она только будто бы заперта, а стоит только толкнуть — и обе ее половины расходятся, раскрываются?..
Почему раскрываются? Ведь одну половину держат щеколды, а другая скреплена с ней замком, и я закрыл его большим тяжелым фигурным ключом... Но стоит толкнуть, даже чуть-чуть нажать, — и дверь открывается...
А мне гак хочется войти, я так давно не был здесь. Я войду, хотя знаю, что в этих комнатах никого нет.
Я войду. Зачем я войду? Ведь почти темно, лишь слабый свет сквозь щели в ставнях. И пахнет нафталином и пылью. Это понятно, ведь это было давно, и все ушли, а нафталин, чтобы то, что здесь есть, сохранилось. Но тогда почему такая непрочная дверь? Как ее укрепить? Я ведь знаю, что уже много раз за много лет прихожу сюда и все хочу укрепить эту дверь.
Какой странный сумрак в этих комнатах, как постепенно выплывают из него предметы...
Все как было, никто ничего не тронул Тонкий луч, пробившись сквозь щель, лежит на папином письменном столе. Статуэтка на круглом постаменте — это Наполеон, пепельница — металлический срезанный череп на книге. Чернильный прибор. Очень пахнет пылью, тюлевая занавесь на окне, в ней обгоревшая по краям дыра. Это я прожег. Была такая игрушечная пушка с пружиной. Можно было стрелять горохом. Попробовал выстрелять зажженной спичкой. По обеим сторонам окна — китайские расписные полочки тонкой работы по черному лаку. Над ними два пейзажа — вертикальные, узкие, на фанере, без рам. Слева — зимние березы, справа — лето и сосны. Я почти их вижу. Или я знаю, что там так...
Сразу налево от двери... Почему же она не закрывается?.. Книжный шкаф. Я знаю, там Джек Лондон, Гоголь, Толстой, журналы «Мир приключений», «Всемирный следопыт» — каждый номер переплетен в отдельную тонкую книжку с красивой обложкой... Чуть отсвечивают стекла шкафа, он старый, мама говорила, что он из дома Шмула. Направо от этой двери... Почему ее нельзя закрыть прочно?.. Белая высокая кафельная печь с золотистым лепным карнизом. Затапливалась она из коридора. Да ведь и там никого нет. Это я один в этой странной полутьме вдыхаю пыль и запах нафталина... Потом этажерка, кипы журналов, наверху большой толстый рулон ватмана. Однажды во сне я поднялся с кровати, которая стоит вдоль стены за этажеркой, и, вцепившись в этот рулон, с его помощью попытался взобраться на луну, но рухнул вместе с ним на пружины матраца.
