— Мне нужно поговорить с Пашей.
Сказочный тролль вышел из тени на свет и оказался гигантом в блестящем красном костюме с рукавами, закатанными до локтя. Он был словно сколочен весь из дюжин кулаков, такой мускулистый. Его лицо представляло собой, пожалуй, самый большой кулак с фигой носа и как будто бы двумя кольцами-печатками вместо глаз.
— Мне нужен Паша Морозов, — сказал я. — Он здесь?
— Нет.
Я обернулся и посмотрел на улицу, но Гоби уже исчезла.
— Мне нужно поговорить с ним. Это очень важно. Пожалуйста.
Но охранник уже снова отступал в тень.
— Скажите ему, что это по поводу Гобии Закзаускас.
Охранник застыл, обернулся, на лице его появилось подобие выражения — и минуту спустя дверь со скрипом отворилась, отбрасывая тусклый свет на покореженную металлическую лестницу. Изнутри донесся слабый шум голосов, криков, чего-то еще — рокот звуков и даже какого-то рычания из глубин здания. Складывалось такое впечатление, что сам мрак сражается там за жизнь. Звук, похожий на вой, поднимался, все нарастая и нарастая, пока не перешел в тонкий крик, почти визг — и вдруг резко оборвался.
Дверь захлопнулась.
Я взглянул на лестницу.
Дверь открылась снова, и охранник вышел мне навстречу.
— Проходи сюда.
— А… — сказал я. — Знаете, вообще-то, может, он лучше выйдет и поговорит со мной?
— Нет.
Я зашел внутрь. Звук — не то рык, не то вой — повторился. У меня мурашки побежали по коже.
— Да что здесь вообще происходит? Вы что здесь, волков выращиваете?
Выражение лица охранника не изменилось.
— Иди, раз уж идешь. Или…
— Ладно, ладно, хорошо.
Я начал спускаться по лестнице, стараясь не оступиться. Когда я вошел, я едва не покачнулся от тяжелого одуряющего запаха. Это напомнило мне об Обществе защиты животных в Нью-Хейвене, куда мы однажды ездили, чтобы взять котенка для Энни на день рождения. Там нам пришлось выбирать из сотни орущих, пищащих, скулящих несчастных животных. От запаха испражнений, пота и еще чего-то гадкого у меня заложило нос и заслезились глаза. Теперь я слышал и человеческие голоса, доносящиеся откуда-то сбоку.
Коридор был темным, пол — влажным, потрескавшимся и неровным, а потолок — таким низким, что мне приходилось слегка пригибать голову, чтобы не стукнуться об него. Впереди, ярдах в двадцати от нас, было освещенное помещение. Человеческие голоса зазвучали громче, люди хлопали в ладоши, свистели и кричали на каком-то неизвестном языке — возможно, русском — и тут снова раздался хриплый дикий клокочущий рык, он буквально сотрясал воздух вокруг, и я почувствовал, как сердце у меня ушло в пятки, а ноги задрожали и подкосились. Я лихорадочно пытался думать о чем угодно, только бы не слышать внутренний голос, который с бесстрастной логикой повторял в глубине моего сознания:
