Гуд бай, стервоза! | страница 30
— Это не ответ, — сказал я.
Но вообще-то я лгал. Это был ответ.
11
Смелость часто описывают как «способность сохранять «лицо» под давлением обстоятельств». А как бы вы сами описали понятие «смелость»?
Университет штата Огайо
У меня щипало глаза, и в пазухи носа словно залили горячего свинца. Я все думал и думал об отце, о том, что он говорил в офисе.
— «У каждого мужчины должны быть внутренние обязательства…» — пробормотал я. — Лицемерный ублюдок!
Я вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев, но я понимал, что стоит мне ослабить хватку, как руки задрожат.
— Она его секретарша, ты можешь себе представить это? В первый раз их застукала мама. Отец тогда пообещал, что больше этого не повторится.
Гоби не отвечала, полностью поглощенная своим «Блекберри». Я перестал обращать на нее внимание. Я чувствовал, как прошлое накатывает на меня волнами и вот-вот затопит. Я погрузился в воспоминания двухгодичной давности и снова оказался в том вечере, когда вернулся домой из библиотеки, открыл дверь и наступил на осколок разбитого блюда в коридоре. Как потом оказалось, мама швырнула три таких блюда в отца, пока он шел к двери. На ней даже вмятина осталась, прямо над ручкой.
Когда я вошел в гостиную, мама сидела на диване с бокалом джин-тоника в руке и смотрела по телевизору «Танцы со звездами» с выключенным звуком.
— Она вышвырнула его из дома, — сказал я Гоби. — Он провел ночь в гостинице и когда вернулся утром, пообещал, что больше этого не повторится.
Гоби пожала плечами.
— Мужчины — свиньи:
— Да ладно, мы не все такие.
Гоби лишь кивнула и указала на поворот в ближайший переулок.
— Давай туда, — сказала она. — Паркуйся, приехали.
Она посмотрела на освещенные окна двенадцатиэтажного здания офиса неподалеку от нас, потом посмотрела на меня.
— Да, все правильно, здесь, — пробормотала она, наклонилась к сумке, вытащила пластиковые наручники и мгновенно сомкнула их у меня на запястье.
— Постой, это еще что?
Она надела на меня наручники так, что я оказался пристегнутым к рулю машины. Наручники впивались в кожу.
— Мне больно!
— Сидеть, ждать.
— Можно подумать, я могу уйти.
Она вытащила из сумки тот самый пистолет, который я уже видел раньше.
— Гоби, подожди.
Она вышла из машины и скрылась в тени здания, литовская ниндзя, твою мать… Я подергал за наручники, но они еще сильнее впились мне в кожу. На пассажирском сиденье она оставила свою сумку. Мне стало любопытно, что у нее там еще — паспорта на разные имена, какое-нибудь другое оружие или, может быть, базука?