доме…
Гарри кладет руки на стол. Теперь он смотрит на меня.
— Плетнев сказал вам правду, адвокат. Он не должен был вас убивать, он должен был вас лишь напугать.
Если я скажу вам, что не удивился, услышав эти слова, вы вправе мне не верить. Тем не менее это — правда; но я не удивился не потому, что произошедшее не было удивительным, просто у меня не было времени на удивление. Гарри улыбается, достает из кармана коляски и кладет на стол маленький пульт с одной-единственной кнопкой по центру.
Придурок что, заминировал кресло? Черт возьми. Заминировал. Кресло. Меня вдруг разбирает смех. И не просто смех, а прямо-таки гомерический хохот. До слез. Гарри терпеливо ждет, пока, отсмеявшись и утерев слезы, я, наконец, успокоюсь.
— Вам страшно, адвокат?
Я молчу и улыбаюсь.
Гарри кивает, отталкивается от стола, старая коляска скрипит, подаваясь назад. Бьюсь об заклад, этот скрип дорог засранцу. А как иначе, ведь это скрипит сама судьба, его вся такая разнесчастная, изуродованная судьба, и ни за какие коврижки он не променяет это свое старое кресло на новое, с электромотором, встроенным монитором и подогревом задницы.
Только в этом, старом и раздолбанном, он — герой и страдалец. Пересядь он в новое, и все: нет больше Гарри, мстителя, антикапиталиста, борца против денег, а есть лишь жалкий конформист, принявший условия игры. Ничто эгоисты не любят так, как мученичество.
Гарри докатывается до изящного старинного трюмо, открывает дверцу, берет какие-то документы, катится обратно к своему краю стола, откуда бросает папку через стол, ближе ко мне. Я молча смотрю на папку.
— Вы хотите нанять меня в качестве адвоката, Гарри?
— Да.
— Мои услуги недешевы. И я не сделаю вам скидки. Наоборот, даже сделаю наценку. Вы мне не нравитесь.
— Я согласен.
— Хм…
— Прочтите.
Что это: эдакая шутка с подвохом, или же засранцу и правда нужен адвокат? В любом случае ответ лежит передо мной.
Я открываю папку. Читаю.
«Я, Абрам Левин…»
Я поднимаю глаза. И пока я это делаю, Гарри молча и пристально смотрит на меня из инвалидного кресла.
— Какого…
— Читайте.
«Я, Абрам Левин, находясь в трезвом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое движимое и недвижимое имущество… место для Ф.И.О.».
— Что это?
— Завещание.
— Я спрашиваю, каким образом…
— Поберегите слюну, адвокат. Я не стану ни отвечать на ваши вопросы, ни выслушивать ваши предположения. Мне искренне безразлично, что вы думаете обо мне. О вас я думаю, что вы — как и все — продаетесь и покупаетесь, а значит, с вами можно договориться.
