Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката | страница 71
Отсюда уже — только хорошее. Мне нравится, как закрывается за мной дверь моей квартиры: неспешно, тяжело, с надежным негромким «клик» хорошего немецкого замка. «Клик», и пусть весь мир подождет.
— Привет…
— Привет…
— Как прошел день?
— Да… не прошел еще…
Жена останавливается по дороге к кухне, оборачивается.
— Что случилось?
— Потом расскажу… Есть хочу, умираю…
Она улыбается, и это хорошо.
Мы ужинаем молча, но это — хорошее молчание, наполненное добротной, правильной тишиной, когда слова не нужны, не нужно заполнять пустоту между двумя людьми, потому что между этими людьми нет пустоты. Есть понимание и бутылка тосканского сухого красного. Достаточно для счастья.
— Расскажешь?
— Плетнев повесился.
— Сам?
— Не знаю.
— А хочешь знать?
— Не знаю.
— Будешь искать?
— Не знаю.
— Еще вина?
— Да.
Непрозрачное, бордовое перетекает, скатываясь с крутых стенок бокала, вино. Не пахнет. Благоухает. Я жду, пока маслянистая влага успокоится, заглядываю в бокал и отражаюсь в вине, как в темном зеркале.
Глоток.
Вино переливается в меня, становится мной, наполняет тело истомой. Жена сидит с кроссвордом в руках.
— Что гадаешь?
— Акростих.
— Кто, кто стих?
Не оборачиваясь, знаю, что она улыбается.
Не помню, как уснул.
Под утро мне приснился сумасшедший паренек Гриша, привязывающий ниточки к мухам. Мух было много, и к каждой вела своя ниточка. Ниточки сходились в жгуты, жгуты в вожжи, вожжи держал, чему-то деловито хмурясь, Гриша.
— Двести тридцать один квинтиллион двести семьдесят пять квадриллионов четыреста двенадцать триллионов триста девяносто миллиардов восемьсот семьдесят два миллиона триста сорок восемь тысяч четыреста семьдесят пять, — говорит Гриша. — Ну, я полетел.
— Куда? — спрашиваю я.
— Откуда… — отвечает Гриша и взмахивает вожжами.
Мухи взлетают, мириады маленьких крыльев бьют воздух, этот звук, прерывистый и неприятный, сопровождается мелодией…
…будильника. Будь проклят тот, кто его изобрел. Благословен и проклят.
Я выхожу на кухню, на столе завтрак. Душ, кофе, ем завтрак, пью горячий, ароматный кофе. Беру в руки недогаданный кроссворд-акростих, забытый женой на столе.
Замираю.
И проливаю кофе.
Схватить пальто, ключи, вниз по лестнице. Открыть машину. Достать книгу. Акростих.
«Лишь», «Если», «Вина», «Иностранный», «Нет».
ЛЕВИН.
Говорят, что мудрость — это умение выбирать себе знания.
Правду говорят. Знание необратимо. Оно с тобой навсегда. Выбирать его нужно тщательнее, чем невесту. Я сейчас не об образовании, которое, конечно, необходимо. Я о том самом многом знании, в котором многие печали.