Указывать, что и где вытирать, не потребовалось: винное пятно на полу заметила сразу. Битую посуду уже убрали, а Грета меняла скатерть.
Тихонько, стараясь не беспокоить посетителей, прошмыгнула к столу и принялась за работу.
Хочешь, не хочешь, а поневоле слушаешь и смотришь по сторонам. Так, скользя взглядом по лицам, заметила примечательную парочку: двух мужчин. Один из них сидел, второй стоял. И на шее у него был ошейник. Самый настоящий, железный, поверх воротника куртки. Рабства в этой стране, вроде, не существовало, поэтому я поневоле не сводила глаз с этой парочки, не забывая драить пол. К счастью, они не замечали столь пристального внимания, а то с этим строго: женщина — сама скромность. А прислуга — скромность вдвойне.
Да, кому рассказать — без пяти минут дизайнер работает уборщицей! До этого я и профессию продавца считала неподходящей для лица с высшим образованием (ну, почти высшим, один год всего оставался), а теперь с радостью бы встала за прилавок и приветливо улыбалась. И уж точно не носила бы те обноски, которые перепали с барского плеча, то есть от подавальщиц и хозяйки.
Мужчина в ошейнике стоял ко мне лицом, поэтому сумела хорошо его рассмотреть. Тёмно-рыжий, с вьющимися волосами до плеч, будто у ролевика или певца. И бородка — будто плевок, сбрил бы или отрастил нормальную. Молодой, мой ровесник, наверное. Одет как большинство посетителей, то есть нормально, а не в колготки и шорты. Скромненько так, неприметно.
У второго видела только спину и руки, но и по ним быстро определила, что деньги у мужчины водились. А, может, и титул. У хозяина таких перстней и вышивки серебряной нитью по воротнику куртки не было. Только что такой важный господин делал в нашем заведении? Оно, конечно, не кабак, тут я не ошиблась. Захаживали к нам бюргеры и состоятельные ремесленники — публика приличная по средневековым меркам. Но тут явно человек иного склада.
Внезапно поняла, что рыжий смотрит на меня, и тут же уткнулась носом в тряпку. Быстро протёрла пол насухо и поплелась обратно на кухню.
Спину свербело: не иначе кто-то буравил взглядом. Даже догадываюсь, кто.
Мысленно сложила пальцы крестом. Только не надо гневных воплей: «Иранэ!» и очередных объяснений, как себя нужно вести. Они экстремальные: макнут лицом в воду, покажут на булькающую тебя и на зал, снова макнут. То есть молчи и знай своё место. Сейчас, правда, я и на словах понимала, что значит: «Иранэ, шелон а роста! Ракон сиё, иторисон!». В переводе на русский: «Ирина, пошла на кухню! Работай молча, не смотри!». Забавно, отрицание тут образовывали при помощи приставки «и». То есть «иторисон» — «не смотреть», а «рисон» — наоборот, гляди в оба. Когда с головой погружаешься в языковую среду, азы схватываешь быстро.
