«Вот видите? Мне сегодня лучше».
После завтрака они отправятся домой. Все будет в порядке, как только они вернутся.
Оказавшись в своей комнате, Трисс быстро сложила вещи в свой красный чемоданчик. Последней была Ангелина, ее кукла. Красивая большая немецкая кукла размером с младенца. Ее лицо не сияло, как обычно фарфор, но обладало матовым блеском живой кожи, аккуратно нарисованными ресницами и изящными бровями. Нарисованные губы приоткрывались, демонстрируя белые зубки. Кудрявые волосы были светло-каштановыми, как у самой Трисс, и одета она была в бело-зеленое платье с узорами в виде плюща.
Разум Трисс сыграл с ней странную шутку, и она смотрела на свои вещи так, словно видит их впервые. Незнакомая мысль своевольно закралась ей в голову. «Как будто мне все еще шесть лет. Как будто я в том возрасте, когда погиб Себастиан». Она уставилась на Ангелину со странным ощущением, словно в ней заворочался червячок стыда и удивления.
— Что ты здесь делаешь? — тихо спросила она. — Мне одиннадцать лет. Почему я до сих пор ношу с собой куклу?
Эти слова еще висели в воздухе, когда кукла в ее руках шевельнулась. Сначала задвигались глаза — прекрасные серо-зеленые стеклянные глаза. Они медленно повернулись, уставившись в лицо Трисс. Потом открылся маленький ротик.
— Что ты здесь делаешь? — эхом повторила она слова Трисс с яростью и изумлением, голосом холодным и мелодичным, как звон чашки. — Ты что о себе возомнила? Это моя семья.
Воздух покинул легкие Трисс. Тело застыло, иначе кукла, без сомнения, выпала бы из ее рук. «Это фокус, — отчаянно сказала она себе. — Должно быть, это проделки Пен».
Она почувствовала, как кукла шевелится, хватается за рукава Трисс и садится, запрокидывая голову, чтобы лучше рассмотреть ее. Стеклянные глаза сфокусировались, кукла вздрогнула и задрожала. Ротик открылся, и она издала низкий неестественный стон ужаса.
— Нет! — всхлипнула она и задергалась, ее голос переходил на крик. — Ты неправильная! Не трогай меня! Помогите! Помогите! Уберите ее от меня!
Она замахала крошечными фарфоровыми кулачками, и ее крик перешел на одну пронзительную ноту, словно сирена. Сквозь окно Трисс заметила, что ласточки в ужасе выпорхнули из своих гнезд под свесом крыши. Побелка на потолке треснула, и посыпалась краска. Рот куклы открылся еще шире, и от ее вопля начало резать в ушах. Трисс была уверена, что все домашние и проходящие мимо остановились в изумлении.
— Прекрати! Прекрати! — Она потрясла куклу, но бесполезно. — Пожалуйста!
